Пленники надежды
Шрифт:
Это был Луис Себастьян. Он лежал немного ближе к шалашу, чем рикахекриане, прямо перед входом, и, когда Лэндлесс остановился на уступе над ним, повернулся и засмеялся во сне.
Медленно и осторожно Лэндлесс спустился с карниза, и его мокасины коснулись земли там, где она была свободна от гальки и веток. Он оглянулся, посмотрел на великана-саскуэханнока, который стоял, прижавшись спиной к скале, держа наготове нож и зорко глядя на спящих воинов, затем беззвучно переступил через тело мулата и вошел в шалаш.
Внутри царила куда более густая тьма. Остановившись у входа, чтобы дать глазам приспособится к ней, Лэндлесс вдруг услыхал крик совы — то был их условный сигнал, — и стремительно повернулся, чтобы встретить опасность, о которой он предупреждал.
Мулат проснулся, встал на колени, затем с кошачьей грацией — на ноги, потянулся, прислушиваясь, оглядел спящих рикахекриан, положил свой мушкет на землю и, улыбаясь, неслышным шагом также вошел в шалаш.
Лэндлесс дождался, когда Луис Себастьян переступит порог, затем прыгнул на него повалил на землю и, поставив ему на грудь колено, придавил его к земле. Мулат пытался вырваться — но его противник был сильнее, пытался вскрикнуть — но Лэндлесс одной рукой изо всех стиснул горло негодяя, а другой пытался нащупать свой нож. Свет луны, льющийся через входной проем шалаша, упал на его лицо. "Ты"! — сказали глаза Луиса Себастьяна, мулат попытался оторвать его руку от своего горла, но Лэндлесс только сдавил его еще крепче и всадил нож в желтую грудь. Когда его враг перестал корчиться, Годфри поднялся с колен и взглянул на злодейскую физиономию, освещенную луной. Их борьба продлилась всего минуту и происходила беззвучно — ни один спящий дикарь даже не пошевелился. Но теперь Лэндлесс услыхал частое, полное страха дыхание, и его уже приноровившиеся к темноте глаза различили в противоположном углу белое пятно. Когда он двинулся в его сторону, белая фигура рванулась прочь, но он схватил ее и прошептал:
— Не кричите. Это я, Годфри Лэндлесс.
В темноте он почувствовал, как вызванное ужасом напряжение покинуло девушку, которую держали его руки, она покачнулась и уронила голову на его руку. Подняв ее бесчувственное тело, он переступил через мулата и, выйдя из шалаша, увидел Монакатоку, стоящего возле входа с ножом в руке и пристально глядящего на спящих рикахекриан.
Глава XXX
ОБРАТНЫЙ ПУТЬ
Лэндлесс повернулся к карнизу, по которому они пришли, но индеец покачал головой и, показав на поток, который, сделав резкий поворот, громко журчал у самых их ног, бесшумно зашел в воду, не забыв, однако, взять мушкет Луиса Себастьяна, лежавший на земле возле шалаша. Лэндлесс молча последовал за ним и повернулся было в сторону реки, но саскуэханнок опять покачал головой и медленно, осторожно направился вверх по течению ручья.
Лэндлесс подчинился, и, одной рукой придерживая бесчувственное тело женщины, в поисках которой он прошел столько миль, а другой хватаясь за валуны, чтобы не скользить, молча последовал за своим спутником мимо рикахекриан, спящих в тени широкой скальной арки и вышел на ничем не затененный лунный свет. Только когда они прошли немалое расстояние по гладким перекатам мимо огромных утесов под темными благоухающими шатрами из ветвей туй, Лэндлесс тихо сказал:
— Почему мы идем вверх по течению этого ручья, вместо того, чтобы двигаться к реке? Это же их путь.
Губы саскуэханнока тронула чуть заметная улыбка.
— Белый человек мудр, кроме тех случаев, когда он находится в лесу. Тогда он так дуреет, будто во всех лесных ручьях течет огненная вода и он выпил ее всю. Его легко обманет даже индейский ребенок. Когда эти алгонкинские собаки проснутся и обнаружат, что лань сбежала, а желтый раб убит, они начнут искать наш след и поймут, что мы пришли со стороны реки. И, не найдя обратного следа и увидев только, что мы вошли в воду возле шалаша, они решат, что мы пошли по течению, обратно к реке. Они тоже отправятся к реке, но, дойдя до нее, не будут знать, что делать. Они подумают: "Должно быть, тех, кто последовал за рикахекрианами в Голубые горы, много, у них храбрые сердца, и они вооружены мушкетами. Они приплыли на лодках, и двое из них: один из их воинов и один ирокез — прокрались по ручью до лагеря рикахекриан, когда Кивасса закрыл свои глаза и уши, и украли уведенную рикахекрианами лань, и убили мужчину, который вместе с ними убежал от бледнолицых". — И пройдет немало времени, покуда они не поймут, что никаких лодок не было и что тех, кто последовал за ними в Голубые горы, было только двое, ибо я очень тщательно скрыл наш след там, где этот ручей впадает в реку. Но в конце концов они отыщут его, а еще через какое-то время смекнут, что вождь конестога, его белый брат и девушка пошли против течения ручья, и тогда пустятся в погоню. Однако это случится лишь после того, как солнце утратит свою силу, и к тому времени мы должны будем уйти далеко.
— Понятно, — молвил Лэндлесс. — Монакатока обладает мудростью лесов.
— Монакатока — великий вождь, — последовал краткий ответ.
— Ты думаешь, они последуют за нами, даже поняв, что к тому времени мы успели уйти далеко?
Они будут идти по нашим следам солнце за солнцем, зоркие, как коршуны, неутомимые, как дикие лошади, голодные, как волки, покуда мы не доберемся до племен, которые дружественны бледнолицым. А это случится лишь через много-много солнц. Я сказал моему брату, что в Голубых горах нас подстерегает Смерть. Теперь же Смерть идет по нашему следу.
Они дошли до еще более узкого потока, впадающего в ручей, по коему они шагали до сих пор, и саскуэханнок свернул в его русло. Вскоре их взорам предстал пологий каменный склон, на некотором отдалении от которого виднелся невысокий холм.
— Хорошо, — пробормотал индеец. — Мокасины не оставят на этой скале таких следов, которых не выпьет солнце.
Они выбрались из воды на скалу и остановились, глядя на лощину, по которой пришли.
— Мой брат устал, — молвил саскуэханнок. — Девушку понесет Монакатока.
— Я не устал, — ответил Лэндлесс.
Индеец посмотрел на лицо девушки, которую его товарищ нёс на плече.
— Она красива и бела, как те цветы, которые наши девы собирают на берегах ласкающей глаз реки.
— Она приходит в себя, — сказал Лэндлесс и, бережно положив ее на скалу, опустился подле нее на колени.
Она открыла глаза и спокойно посмотрела на него.
— Вы пришли, — сонно промолвила она. — Мне снилось, что вы придете за мной. А где мой отец и мой кузен?
— Они все еще ищут вас, сударыня, я в этом не сомневаюсь, хотя и не видел их со дня вашего похищения. Они поплыли вверх по Паманки, и потому им не удалось вас найти. Благодаря этому саскуэханноку, мне повезло больше.
Она лежала, так же спокойно глядя на него, и на лице ее не было удивления, оно отражало только безмятежный покой.
— Тот мулат, — молвила она. — Его я боялась больше остальных. Увидев, что он вошел в шалаш, я начала молиться о смерти. Вы убили его?
— Думаю да, — отвечал Лэндлесс, — но я не уверен. Я слишком спешил, чтобы удостовериться.
— Неважно, — сказала она. — Ведь вы не дадите ему причинить мне зло — если он еще жив — и не позволите этим индейцам схватить меня опять?
— Нет, сударыня, — ответил Лэндлесс.
Она улыбнулась, как ребенок, и закрыла глаза. В лунном свете она в своем белом платье и с распустившимися волосами, которые золотым плащом окутывали ее до колен, была похожа на бестелесный дух, возникший из тумана, на Лорелею [96] , спящую на своей рейнской скале. Лэндлесс, все еще стоящий на коленях, смотрел на нее с неистово бьющимся сердцем, но тут саскуэханнок, опершись на свой мушкет, устремил на них свой бесстрастный взор и сказал:
96
Лорелея — по немецким сказаниям, рейнская фея, заманивающая рыбаков и корабельщиков к своей скале, чтобы они разбивались об нее.