Пленники небес
Шрифт:
— Так ты понял меня?
— Чего?
— Последний шанс, Джерри.
— Да ни хрена я не понял. Какого хрена ты набросился на меня, ненормальный?
Тогда я достал из кармана пистолет, дал Джерри убедиться, что он заряжен, и приставил дуло к его голове, промеж глаз.
Он содрогнулся от ужаса, в его волосах заблестели капельки пота. Руки он плотно прижимал к бедрам, словно ему по почкам дали.
— Эй, друг, убери пушку, умоляю. Я не из тех, кого ты ищешь. Я здесь работаю, смешиваю коктейли и мою сортир. Я не крутой бандит, чтобы вламываться ко мне, как
— Сколько тебе заплатили?
— Сотню баксов. Послушай, я правда не знал, что они собираются ее бить. Просто думал, они предупредят ее, чтобы не путалась с бывшим легавым. Они не бьют проституток. Девки денег стоят. Не знаю, зачем им понадобилось ломать ей палец. Не надо было этого делать. Она все равно ничего такого не знала. Ну же, давай, убери пистолет.
— Это ты подослал к ней Эдди Китса?
— Черт, нет. А что, они его послали? Ведь он убийца.
— Кому ты звонил?
Он отвел глаза от пистолета и уставился на свои колени.
— Мой голос звучит странно, не правда ли?
— Ну да.
— Это потому, что у меня швы в углу рта. Л еще на голове. Подарок одного чернокожего по имени Туут. Ты его знаешь?
— Нет.
— Это он сломал палец Робин. Потом он приехал в Нью-Иберия.
— Богом клянусь, не знаю его. Правда не знаю.
— Ты начинаешь действовать мне на нервы, Джерри. Так кому ты позвонил?
— Послушай, все так делают. Если ты слышишь, что кто-нибудь говорит про Буббу Рока, его людей и вообще, ты набираешь номер, сообщаешь ему и получаешь за это стольник. За любую ерунду. Говорят, он просто любит знать, что происходит.
— Эй, Джерри, там все в порядке? — раздался за дверью голос другого бармена.
— В полном, — ответил я.
Ручка двери начала поворачиваться.
— Не пытайся открыть дверь, парень, — сказал я. — Если тебе нужен Джерри, он тебя и так услышит, и нечего соваться. Раз уж ты здесь, передай всем, что Джерри отправился за очередной понюшкой.
Я посмотрел прямо в глаза Джерри. На его ресницах застыли капельки пота. Он сглотнул и провел пальцами по высохшим губам.
— Все в порядке, Моррис, — заговорил он. — Я сейчас приду.
Шаги за дверью удалились. Джерри вздохнул и снова устремил взор на оружие.
— Я сказал тебе, что ты хотел. Отпусти меня, ладно?
— Где сейчас Виктор Ромеро?
— Откуда я знаю?
— Ты же знал Джонни Дартеза?
— Конечно. Он частенько здесь бывал. Как тебе, должно быть, известно, он умер.
— Тогда ты должен знать и Виктора Ромеро.
— А вот и нет. Я — бармен. Мне известно то же, что и всем остальным. Этот Ромеро — подонок. Он продавал дерьмовый мексиканский героин, сделанный из какой-то отравы. Так что ему пришлось убираться из города. Потом я слышал, что его и Джонни Дартеза арестовал департамент за то, что они пытались переправить в страну пару нелегалов из Колумбии. Но это, должно быть, треп, ведь Джонни-то был на свободе, когда отправился кормить акул.
— Их арестовывал департамент?
— Да не знаю я. Вечно стоишь за барной стойкой и слушаешь всякий треп. И телик смотреть не надо. Ну ладно, пусти,
Я осторожно убрал взведенный курок и опустил пистолет в карман. Джерри облегченно вздохнул, опустил плечи и вытер потные ладони о штаны.
— Еще одно. Забудь о существовании Робин. Даже не думай о ней.
— И что мне теперь — притвориться, что я ее не вижу? Она же здесь работает.
— Уже нет. Вообще-то, на твоем месте я бы убрался из страны.
Он растерянно посмотрел на меня, внезапно до него дошел смысл моих слов, и он вздрогнул.
— Ты правильно понял. Я собираюсь поговорить с Буббой Роком и непременно скажу ему, кто меня прислал. Так что делай выводы.
Я развернулся и вышел на улицу; дождь уже стихал, и только тоненькие ручейки капали на асфальт с балконных навесов. Воздух стал чистым и прохладным, приятно пахло свежестью, я шел вдоль домов в направлении пересечения Джексон-сквер и Декатюр, туда, где был припаркован мой грузовичок; на фоне темного неба ясно выступали силуэты освещенных башенок собора Св. Людовика. Над рекой стоял густой туман. Официанты из «Кафе дю Монд» уносили стулья с террасы, сырой ветер трепал белые скатерти столиков. С реки послышался гудок далекого парохода.
Когда я вернулся, было одиннадцать часов вечера; свет в доме не горел. Вокруг дома чернели ореховые деревья, легкий бриз, доносившийся с залива, стряхивал с листьев капельки дождя, и они со стуком падали на крышу галереи. Я заглянул в комнату Алафэр, потом отправился в нашу спальню. Энни спала, лежа на животе, в трусиках и пижамной курточке. Над потолком работал вентилятор, который гнал прохладный воздух; струи его легонько колыхали золотистые волосы на ее шее. Я сунул пистолет в ящик стола и прилег рядом с ней, тут же почувствовав, как меня покидает усталость дня, словно наркотический дурман. Она слегка шевельнулась, потом отвернулась от меня. Я положил руку ей на спину. Она медленно перевернулась, устремив лицо к потолку и прикрыв глаза ладонью.
— Все в порядке? — спросила она.
— Ага.
Некоторое время она лежала молча, потом спросила, и я почувствовал, что у нее пересохло во рту:
— Кто она, Дейв?
— Стриптизерша с Бурбон-стрит.
— Это ей надо было помочь?
— Да.
— Понимаю, ты, наверное, был ей обязан... вот только чем?
— Просто я помог ей оставить это дело.
— Не понимаю, зачем тебе было нужно.
— Потому что она — алкоголичка и наркоманка и не способна сама о себе позаботиться. Они сломали ей палец, Энни. А если она попадется им еще раз, будет еще хуже.
Она вздохнула, сложила руки на животе и уставилась в темноту.
— Так ты еще не закончил?
— С ней — да. А парень, по большей части из-за него-то меня и избили, вынужден спешно смываться из Нового Орлеана. И это здорово.
— Жаль, что я не могу разделить твою радость.
В комнате было тихо, сквозь ветви деревьев ярко светила луна. У меня вдруг появилось ощущение, что я что-то теряю, и, возможно, навсегда. Я обхватил ступней ее ножки и взял ее ладонь. Она была мягкая и сухая.