Пленники Пограничья
Шрифт:
— Также Его глубокочтимость приглашает своего друга, барона Ке и…
И егерь, звеня цепями, отправился собирать по столам кого-то еще. Очевидно, местный земельный властитель не решился нас спрятать от проезжей публики и ради вежливости пригласил за стол более-менее знакомых дворян и коммерсантов.
Так я рассуждал тогда. Я видел, как во дворе запрягают лошадей и кидают в кареты дорожные корзины. Я наивно верил, что все эти мужчины и женщины в зале просто остановились переночевать и ждали рассвета, чтобы отправиться дальше по своим делам. Очень скоро выяснилось, что я не понимал и малой толики политических
На нас уже делались серьезные ставки. Настолько серьезные, что знай мы об этом раньше, повели бы себя совсем иначе. Было невероятной глупостью полагать, что знахари Зеленой страны не предугадают наше появление. Но все мы, включая мудрую тетушку, оказались именно такими глупцами. Мы почему-то решили, что несколько побрякушек сверху и несколько пучков волшебной травы отопрут перед нами все засовы. Случилось совсем наоборот, но что сделано, того не воротишь.
Духам было угодно, чтобы каждый из нас прошел этот путь.
Лысый татуированный круитни оказался аристократом! Он молча поднялся, — настоящая гора мышц, — еще раз искоса, жадно окинул взглядом Марию и первым прошествовал к почетному столу, расположенному на возвышении. Сквозь рыжую шерсть на его голых лодыжках расцветали спирали татуировок.
— Мне искренне жаль, что охотники, отвагой полные, не успели к вам на помощь прийти, — простуженно проскрипел глубокочтимый, слегка склоняясь к изуродованной руке Марии, завернутой в теплую овечью шерсть.
— Мы сами проявили беспечность, — с поклоном ответила тетя Берта. — Не зная опасностей пути, мы не дождались рассвета…
— Ну… Рассвет и не наступить мог, — чудовищно коверкая язык Долины, изрек глубокочтимый. — Однако возможное все лекари для гостей почтенных сотворят.
Его напускное сочувствие меня не обмануло. Вредо было глубоко наплевать, погибнут наши спутники через сто лет или в следующую минуту. Я гадал, насколько большой властью он тут располагает. Мысли этого человека походили на хвосты пойманных змей, они метались, поднимая кучу песка, мешая разглядеть главное. Он был чертовски хитер и обожал свою власть. Старый Вредо носил целых три туго связанных косичками бородки, в каждой из которых звякали монеты. Его нежно-салатный плащ сверкал позументами и геральдическими чудищами, пепельно-седые пейсы спускались на плечи, а дряблые уши поддерживала в стоячем положении открытая железная корона в виде трех переплетенных колец. Над морщинистым лбом сверкал роскошный изумруд в оправе, изображающей волчью пасть.
Мерзнущие кисти рук лэндлорд прятал в меховой муфте, а слева от него слуга топил специальную маленькую печурку, исполнявшую роль личного обогревателя. В сполохах огня левая половина лица Вредо ухмылялась и подмигивала, а правая оставалась в тени, что придавало его облику зловещий и немыслимо коварный вид. За его спиной постоянно находился телохранитель в маске, единственный человек в зале, вооруженный двумя мечами, которых он даже не скрывал.
Кроме барона круитни, егерь усадил за стол лэндлорда еще шестерых «случайных постояльцев». Я сразу запутался в их дворянских званиях, тем более что повторить свой титул каждый наверняка счел бы унижением достоинства.
— …Королевский поверенный, милорд фреста-киллоуокер…
Подслеповато щурясь на зев печурки, нам кивнул
— …Его милость, пэр Ваалдахте…
Дальше я произнести не способен. Только уловил, что бородатый мужичок представлял Абердин.
— Горные Фэйри, — шепнула тетя Берта, когда служанки отвлекли гостей блюдом с ягненком. — Считалось, что это была самая северная ветвь наших дальних кровей, последних истребили при Генрихе Третьем…
— …Прекраснородный дофин…
Изысканно поклонившись, за стол уселся посол Ольстера. Хранительница только пожала плечами, когда я спросил, к какому племени он относится. Тетушка нахмурилась, продолжая улыбаться; такая гримаса выражала крайнюю степень неудовольствия.
Я слышал ее мысли. Послу нечего было делать в вонючей харчевне, практически на окраине обитаемого мира. Даже послу одной из ирландских провинций.
Сегодняшним утром здесь затевалось что-то серьезное…
Самое мощное потрясение я испытал, когда к нам присоединился один из сумрачных игроков в кости. Он чинно поклонился лэндлорду, тяжело опустил зад в застонавшее кресло и неторопливо стянул головной убор. Анка ахнула, Мария перестала раскачиваться в такт своей боли, дядя Саня бесшумно выругался по-русски.
— …Член Капитула островных фоморов, суверен нашего светлого короля, Строжайший и Ученейший магистр Уг нэн Наат…
Парень в островерхой шапке не был человеком.
Ничего удивительного, что он закусывал сырым мясом животных. Украдкой разглядывая оттопыренную нижнюю челюсть магистра, я пришел к выводу, что не хотел бы с ним ехать в одном купе. Его надбровные дуги торчали, как фары довоенного «ситроена», шишковатый лоб, заросший жестким волосом, плавно переходил в затылок, а в каждую приплюснутую ноздрю можно было без натуги запихать пульт от телевизора. Больше всего суверен короля походил на дисциплинированную гориллу.
Питекантроп…
Я лихорадочно вспоминал все упоминания о фоморах. Здравый смысл подсказывал, что их не могло существовать. Как всегда, присутствовали минимум две исторические версии. Наука обычных отправляла в зыбкие полулегендарные времена, где действовали не народы, а отдельные герои, способные срывать с неба звезды и, непонятно где, находившие для спарринга шестиголовых змеев. Якобы фоморы были первой расой свирепых великанов, пришедших из моря и захвативших Британские острова. Затем их потеснили и доблестно уничтожили докельтские племена.
Сказка для детей из той же области, что предания о великом Кракене.
Пожалуй, прав был дядюшка Эвальд, считавший фоморов одной из заплутавших ветвей чванливого гомо сапиенса. Обычные ведут себя удивительным образом. Они сами перебили питекантропов, своих двоюродных братьев, а теперь пишут монографии про них и удивляются, куда же те подевались.
Те, кто сумел выжить, очевидно, спрятались тут и жили в относительном мире с прочими расами. Хотя я и не понимал, как можно ужиться рядом с этим щетинистым монстром, чьи волосатые клешни при ходьбе едва не волочились по земле, а мысли походили на вялое бульканье трясины.