Пленники тайги
Шрифт:
– Ща! Захочешь!
Тетя Маша наотмашь бьет меня по лицу тыльной стороной ладони, как будто рядом сверкнула молния. Я на какое-то время, как и хотела, исчезаю, прячусь от этого мира…. Но быстро прихожу в себя, так как надо глотать эту массу, глотать, чтобы не захлебнуться. А тетя Маша, закусив губу, до упора вставила рожок в мой безвольный рот и с усилием давит на ручку. Давит, что есть сил, так, что масса врывается ко мне в рот упругой струей. Я стараюсь, стараюсь, но все же не успеваю все проглотить и захлебываюсь, закашливаюсь.
– У-у! Стерва! Чуть-чуть не дохлебала. Ха-ха-ха! Ладно, до завтра не сдохнете.
Широко покачивая огромными бедрами, тетя Маша удаляется. Шабаркается засов и все стихает. Я пытаюсь хоть как-то обтереть испачканное лицо, но ничего не получается. Ещё вчерашний, позавчерашний и совсем давнишний суп засох на валике, который крепко прикручен у меня под головой вместо подушки. Какой-то суп уже давно прокис и теперь воняет кислятиной. Нет. Это раньше он вонял кислятиной, теперь же просто пахнет кисленьким, просто пахнет. И совсем не противно.
Хорошо, что кормежка у нас всего один раз в сутки. Хорошо. У меня снова заплыли оба глаза, один от Маринки, другой от тети Маши. Это даже хорошо, что заплыли, – можно отдохнуть от этой опостылевшей палаты, от серого, в тенетах потолка, от Вальки, постоянно рвущейся на волю.
Она снова кряхтит, хрипит, выкручивает руки. Запястья у неё все в коростах от смирительных простыней, которыми нас фиксируют. – Придумали же, не привязывают, как скотину, а фиксируют. Культурно сказано. Валька хрипит и рвется, я не вижу, но представляю, как она снова сдирает все свои коросты и запястья начинают кровоточить, пачкать простынь.
Я уйду по-другому. Ещё не придумала как, но я уйду, просто исчезну. Я должна это придумать. Должна! Я уже совершенно не могу лежать на спине, хоть бы чуть-чуть, хоть бы минуточку разрешили полежать на боку. Так болит спина…. Но пока, пока заплыли глаза и ничего не видно, мир словно изменился. Он стал близким, радостным и цветным. Цветным, как та поляна, где я ждала…. Ждала.
Можно остаться в своем мире и мечтать, мечтать. А ещё я люблю вспоминать. Вспоминать нашу тихую, вольную речку, обрывистый берег, плач иволги и удивительные трели соловья. Они меня так трогали, так трогали…. Там, на берегу, стоит береза, та самая, у которой мы всегда встречались…. Кора у березы такая бархатная, такая ласковая…. В первый раз мы поцеловались именно у этой березы. Хотели поцеловаться…. Если бы он пришёл, если бы пришёл…. Всё бы случилось. Всё. Как это было сладко…. Ах, как это было сладко! Ни один нормальный человек не может понять этого до конца. Нет, не может. Им, нормальным, все кажется обыденным: случилось и случилось.
Если бы не мой горб, страшно, уродливо выпирающий и сзади и спереди…. Если бы не мой горб…. Я бы смогла стать счастливой, смогла бы…. И платье. У меня было бы то платье. Уж я бы не упустила свой шанс на счастье….
Плохой случай
Среди охотничьих рассказов довольно часто можно встретить повествование об охоте на медведя. Действительно, этот зверь достоин того, чтобы о нем рассказывали и писали больше, чем о других объектах охоты. Охотой на такого зверя могут заниматься лишь очень мужественные, сильные физически, твердые духом, смелые охотники.
Но, как бы там ни было, рассказы о таких охотах зачастую сводятся к трагическим последствиям. Конечно, ведь медведь, это зверь очень высокоорганизованный, сильный, ловкий, несмотря на кажущуюся неуклюжесть и воловость. К тому же, он часто бывает очень агрессивен и неоправданно жесток.
Жестокость его проявляется не только к особям другого вида, но и к своим собратьям. Нередки случаи, когда в припадке ярости самец легко расправляется со своей подругой, убивает ее и даже съедает, несмотря на то, что он даже и не голоден, кругом полно более привычной и доступной пищи.
Порой кажется, что проступки такие, – убийство матери своих детей, не просто случаются, как бы по зверской привычке, как бы из естественного желания просто убивать, а связаны с каким-то психологическим состоянием конкретного зверя. Хотя, конечно, понимаю, что о психологическом состоянии можно говорить лишь в отношении человека. Но как же тогда объяснить, что медведь, убивший свою подругу, в первую очередь выедает у нее молочные железы, а зачастую и половые органы. Получается, что он по зверски «чуть, чуть сошел с ума».
Зная такие дурные случаи, охотники часто одаривают медведя человеческими качествами, как хитрость, коварство, мстительность, а то и даже изощренный ум. И нередко охотнику приходится крепко задуматься, чтобы обмануть, перехитрить этого зверя, выйти победителем в схватке с ним.
Нужно признать, что лишь в последние лет двадцать, может чуть больше, человек стал устраивать для себя относительно безопасную охоту на медведя, когда стрелок, – так называемый охотник, сидит высоко на вышке и стреляет из какого-то невиданного доселе оружия. Стреляет так далеко, что и не слышно даже шлепка пули по цели, не ведает, попал ли. Такая охота, практически безопасна для человека. И утверждать, что это истинная охота, – берутся не все, кто хоть как-то причастен к этому вопросу. Но это уже другая тема.
Я же в этом рассказе хочу поведать о свободных охотниках, которые ходят по лесу и надеются лишь на себя, на свою силу, ловкость, проворство, надеются на свою собаку, да на товарища, если тот окажется рядом. И о медведе, – звере довольно опасном при внезапной, неожиданной встрече.
Конец ознакомительного фрагмента.