Плеск звездных морей
Шрифт:
В звездолёте царила весёлая сутолока. Искусственная тяжесть ещё не была включена, и мы, отталкиваясь от потолков и переборок, плыли по коридорам, заваленным монтажным инструментом, облицовочными плитами, мотками проводов. Сновали нагруженные автоматы, светились швы разогретого пластика, шумно вздыхал в магистралях сжатый воздух. Пучки проводов и трубок автоматики, волноводные, газовые, пневматические линии тянулись вдоль стен мегаметрами, опоясывали, перекрещивали звездолёт по всем направлениям. Пахло клеем, сваркой, красителями. Тут и там вскипал смех, слышались весёлые перебранки, возникали споры у набросанных на стенах монтажных схем и расчётов. Были на стенах и другие надписи — язвительные двустишия в адрес снабженцев и бригадиров, ответные двустишия, карикатуры (в одной из них мы узнали Борга, почему-то он был нарисован с крылышками и присосами вместо ног). Жаль, что скоро плиты внутренней облицовки навсегда скроют эти следы кипучей жизни.
Громовой голос объявил по корабельной трансляции, что сегодня душ левого борта работать не будет. В ответ посыпались высказывания, из которых можно было понять, что некий Ромуальд «опять запорол ионизатор» и за это его следует наказать принудительным просмотром телефильма «Гончие псы».
Мы с Всеволодом лазали по шахтам, ездили в драйвлифтах, досаждали монтажникам своей любознательностью. Нас поругивали. В одном отсеке юнец в лихо сдвинутой на затылок каскетке вежливо попросил нас подержать баллон с вакуумной пастой, пока он что-то там разметит для сварки. Мы держали баллон минут двадцать, вертя головами и дожидаясь юнца, который сразу куда-то уплыл. Потом в отсек стали заглядывать ухмыляющиеся физиономии. Мы отпустили баллон, тут же взмывший к потолку, и двинулись дальше. Всеволод давился смехом, а я все посматривал, не видно ли этой нахальной каскетки.
Тот же громовой голос объявил, что «Борг просит пилота Дружинина прекратить шляться по кораблю и пройти в ходовую рубку».
Рубка, против ожиданий, оказалась не просторнее нашей привычной на «Т-9». То есть, конечно, она была просторней, но больше заставлена приборами. Кроме того, здесь стояло несколько походных коек для монтажников.
В рубке никого не было. Два пилотских кресла возвышались перед главным пультом. Я подплыл к левому креслу и, помедлив, забрался в него и пристегнулся. Попробовал, как лежат руки на подлокотниках, удобно ли расположены клавиши под пальцами.
Ух и удобно же мне сиделось! Я поглядел вправо на пустующее кресло второго пилота. Вот если бы в нём сидел, мирно подрёмывая, один человек, очень уравновешенный человек, я бы чувствовал себя совсем как дома. Н-да…
Кто-то хмыкнул сзади. Я выглянул из-за спинки кресла и увидел Всеволода. А я и забыл о нем. Практикант, выпрямившись, сидел в боковом, третьем кресле. Шея у него была напряжённо вытянута, руки лежали на пульте, как на фортепьянной клавиатуре. «А что, — подумал я, — почему бы и нет?..»
Снова хмыкнули. Нет, это не Всеволод, он сидит тихий, как подопытная мышь. Я посмотрел в другую сторону и увидел голову Борга. Мощная, в белокурых завитках, она торчала из люка в кормовой части рубки.
— Расселись! — сказал Борг, насмешливо щуря глаза.
Всеволод выскочил из кресла, будто катапультированный, и забарахтался под потолком. Я тоже выбрался из кресла, придерживаясь за подлокотник, и спросил:
— Помочь тебе, старший, вылезть?
— Не надо. — Борг оттолкнулся от краёв люка и подлетел ко мне. — Эта чёртова линия меня доконает, кто её только придумал! — проворчал он.
— Какая линия?
— Контрольная линия координатора.
— Старший, — сказал я, — разреши, я проверю её.
— И без тебя обойдёмся.
У Борга вид был утомлённый, над переносицей прорезалась вертикальная складка, покрасневшие от недосыпания веки тяжело нависали над глазами. Не простая это штука, подумал я, взвалить себе на плечи такой корабль.
— Старший, я ставлю корабль на модернизацию, будут менять ускоритель, это не меньше месяца…
— Погоди, пилот. С полчаса назад вызывал диспетчер с «Элефантины». Опять ты чего-то набедокурил, похитил практиканта…
— Просто он не сдал зачёта, — возразил я, — и пришлось задержать его на неделю.
— Стоит тебе появиться, Улисс, как начинается черт те что! — раздражённо сказал Борг. — Какой-то практикант, какой-то дурацкий чемпионат, несданный зачёт… Сгиньте оба с глаз моих долой!
Он вынул из шкафчика бутылку и налил себе вина.
Что было делать? Будь я один, мы бы поладили с ним. Навязался же мне на голову этот настырный практикант!..
— До свиданья, — сказали мы с Всеволодом почти одновременно и направились к двери.
Тут Борг окликнул нас.
— Что с тобой стряслось, Улисс? — сказал он насмешливо. — Тебя гонят, и ты послушненько исчезаешь. Не узнаю.
— Ничего не стряслось. Просто вижу, что тебе не до нас.
Борг залпом допил вино.
— Если тебе так уж хочется проверить линию, то вот лежит тестер. — Он кивком показал. — Надеюсь, практикант и сам доберётся до «Элефантины».
— Доберусь, — отрывисто сказал Всеволод.
Громовой радиоголос взорвался у меня над ухом:
«Презренья достоин тот, кто чужие тестеры берет!»
Я отшатнулся от динамика и недоуменно посмотрел на Борга.
Динамик заорал ещё воинственней:
«Корабельны закоулки — не для утренней прогулки!»
Борг усмехнулся.
— Просил их, на радиоузле, не рифмовать. Но они считают, что так лучше доходит. Да и верно, пожалуй… — Он взглянул на Всеволода. — Ну, практикант, лети к диспетчеру. Тебя ждут эти… пенаты и лавры. Ты, оказывается, великий шахматист?
Всеволод пожал плечами. Я сказал, что провожу его до шлюза «Элефантины», а то ещё занесёт его куда-нибудь не туда, но он решительно отказался. Он был напряжён, как кошка перед прыжком. Вернее, как рысь. Глаза горели буйным зелёным огнём на бледном лице.
Ладно. В конце концов, управляться с реактивником он умеет, мимо «Элефантины» никак не пролетишь, а там сигнальные огни покажут, где шлюз.
— Можешь сказать, что зачёт сдан, — отнёсся я к Всеволоду. — Не перепутай скафандр в шлюзе. Ну…