Плевать на все с гигантской секвойи
Шрифт:
– С тобой огрубеешь!
– Ну так ушла бы от меня, в чем проблема? Дочка взрослая. Если все так ужасно, то зачем? Из-за денег? Ты думала, я перестал бы давать тебе деньги, или… Я не понимаю!
– А представить себе, что я тебя любила, ты не можешь?
– Ну почему же? Я тоже тебя любил, мы прожили вместе бог знает сколько лет, и хорошо ведь прожили, по крайней мере, я так считал до сегодняшнего дня.
– Ничего себе! А все эти бесконечные бабы?
– Это не в счет!
– Да? А Надя, с которой ты валандался лет семь? Тоже
– А ты сама-то не изменяла мне?
– Нет!
– Не поверю!
– Это твои проблемы.
– Предположим. Но что же теперь? Для чего этот разговор? Хочешь развестись? Изволь. Я возражать не буду. После всего этого жить вместе невозможно, по-моему!
– Как бы не так! Я для того и завела разговор, чтобы ты понял: развод тебе не светит! Хоть бы ты умирал от любви! Блядуй сколько хочешь, но семью не трогай.
– Ты называешь это семьей?
Он вышел и хлопнул дверью.
Вика пожала плечами и допила свой кофе.
Никуда он не денется. Повозмущается, а потом еще будет извиняться. Он слишком большой сибарит, чтобы ломать привычную, удобную жизнь.
– Мам, а что такое «голубой»?
Марина вздрогнула.
– Голубой? Это цвет, можно подумать, ты не знаешь.
– Про цвет я как раз знаю. А когда про человека говорят, что он «голубой», это плохо?
– Кто и про кого говорит?
– Ну я на пляже слышал, какие-то тетки сказали про Севу, что он очень красивый, но, к сожалению, «голубой».
– А, это они имели в виду, что он… незагорелый.
– А почему они сказали «к сожалению»?
– Потому что с загаром Сева был бы еще красивее.
– Мама, ты считаешь меня полным дураком?
– То есть?
– «Голубой» – это что-то плохое, я знаю, я по телику тоже это слышал.
– Глупости. Помнишь мультфильм «Голубой щенок»? Что ж тут плохого? Голубой небосвод… Крутится-вертится шар голубой…
– Мама! Это нечестно!
– Мишка, ну я правда не знаю.
– Хорошо, тогда я спрошу у Севы…
– Еще не хватало!
– Тогда объясни ты.
Марина задумалась. Кажется, придется ему объяснить, но, так сказать, в щадящем режиме.
– Ладно. Только обещай, что никому ничего не скажешь!
– Клянусь Клипсидрой!
– Это серьезно. Тогда слушай. Ты знаешь, что такое любовь?
– Конечно! Это когда люди влюбляются друг в дружку.
– Правильно. Но обычные мужчины влюбляются в женщин, а «голубые» – в мужчин.
– И все?
– И все.
– Тогда я, значит, тоже «голубой».
– Что? – ошалела Марина. – Что ты сказал?
– Значит, я тоже «голубой», потому что я влюбился в дядю Мишу.
– Господи ты боже мой, Мишка, ну что ты несешь!
– Нет, правда, он такой клевый! Знаешь, он мне про свои путешествия рассказывал… Если бы ты слышала! И карточки показывал. Он там был со страусом, с термитами…
– Как – с термитами?
– Ну снялся на фоне термитника.
– А!
– И еще с жирафами… А на Амазонке он видел даже анаконду и сказал, что
– Ты сам до этого додумался? – погладила по голове сынишку Марина.
– Нет, мне так Сева объяснил.
– Понятно.
– Мам, а тебе дядя Миша нисколечко не нравится?
– Да нет, он, кажется, неплохой… – дрогнувшим голосом ответила Марина. Черт бы побрал этого героя-путешественника – уже успел приворожить мальчишку. Ну ничего, я вовремя слиняла…
– Ма, а он еще к нам придет?
– Поживем – увидим!
Марина уже знала от Алюши, что он приходил, принес какие-то подарки, но сыну решила этого не говорить, а то все оставшееся время он будет думать об этом мачо. А может, все-таки прав Сева и в нашей встрече есть какое-то предопределение?
– Мам, пошли на пляж!
– Иду!
Марина сидела под зонтиком, Мишка с какой-то девочкой строил замок из песка. Тут она заметила Севу, он как раз выходил из воды. Какая жалость, подумала Марина, такой мужик пропадает. Красивый, умный, талантливый, добрый, и вот пожалуйста – «голубой». Сколько женщин мечтает о принце, а принц достанется не им. Обидно за нашу сестру, черт побери. То же самое она ощущала в юности, когда смотрела старые фильмы с Жаном Маре.
– Маришечка, о чем ты думаешь? – подошел к ней Сева.
– Да ни о чем, просто расслабляюсь. Вода теплая?
– Двадцать градусов.
– Нормально. Значит, и Мишке можно купаться. Хорошо, черт возьми. Сидишь, ничего не делаешь, ни о чем не думаешь, все тебе подают…
– Но долго ты так не выдержишь, я ж тебя знаю.
– Да ну, в Москве сейчас столько проблем навалится…
– Даже больше, чем ты можешь себе представить.
– Ты о чем?
– О том, что тебе не будут давать проходу мужики.
– Брось!
– Нет-нет, ты ведь не замечаешь, как они на тебя облизываются. Ты очаровательная женщина, но в последние годы как-то потухла, а сейчас в тебе зажегся этот огонек – и они слетаются как мухи на мед. Здесь-то свободных мужиков не так много, а что начнется в Москве! Хотя и здесь… Вон смотри, роскошный экземпляр движется к тебе, как ледокол к полюсу!
– Где?
– Да вон!
Но «ледокол» проплыл мимо. Это был смуглолицый красавец лет двадцати пяти.
– Севочка, ты меня любишь и явно переоцениваешь!
– Как же мне не любить тебя, Маришечка? Я вот в глубочайшем унынии примчался к тебе, не прошло и недели, я выздоровел, и все благодаря твоей нежности. У тебя чудесная, нежная душа. Только это мало кто понимает. Всех вводит в заблуждение холодный взгляд. Они не знают, что это защитная маска, мимикрия… И я высоко ценю твоего нового воздыхателя, или как ты сама его определяешь, за то, что он сумел все это в тебе разглядеть.