Плейбой

Грей Ханна

— Черт возьми, да. Думаю, в этом году их будет больше ста.

Даже несмотря на то, что городок, в котором я вырос, где все еще живут родители, маленький, в нем всегда очень много колядующих. Мама с отцом оставляли огромную коробку на крыльце, когда брали меня и Милу по домам, и когда мы возвращались, она была почти пуста. Сейчас отец держит блокнот и ручку. И следит за каждым из маленьких засранцев, которые звонят в дверной звонок, чтобы точно знать, сколько колядующих пришло в дом. Он даже покупает пакеты с чипсами и большие шоколадки для

детей, которые ему нравятся больше всего.

— Тренер заставляет нас делать какую-то хрень с раздачей сладостей из багажников, где дети ходят колядовать к задней части машин, — я откидываю голову на подголовник. — Как бы я ни хотел этого избежать, придется учавствовать. Лайла поможет. Ты же знаешь, что я ни хрена не смыслю во всем, что связано с детьми. Или с хэллоуинскими штуками, если уж на то пошло.

— Жаль, что ты не подцепил эту девчонку до Вейда, — шутит он. — Она уморительная. И, исходя из того, что я видел, очень хорошая девочка.

— Да, она необычная, — улыбаюсь я. — Мне нужно заскочить в спортзал на ночную тренировку. Передавай привет маме.

— Хорошо. А потом она, вероятно, начнет плакать из-за того, что скучает по своим детям, — он вздыхает. — Черт возьми, женщина превратилась в слюнтяя.

— Ставлю доллар, — смеюсь я.

— Приятно было поговорить с тобой, Кэм. Позвони маме на этой неделе, пожалуйста. Надеюсь, Ми тоже позвонит. Она скучает по вам. Спокойной ночи. Береги себя.

— Обязательно. Пока, пап.

Закончив разговор, я завожу пикап и выезжаю с парковки. Последнее, что я хочу сделать прямо сейчас, — это тренировка. Я и так уже дохлый. Но поеду.

Эддисон

Мой взгляд цепляется за печенье с шоколадной крошкой, которое мама испекла утром и теперь оно соблазнительно сверкает на кухонном столе. Она замечательный кулинар, и хотя иметь в запасе вкусности здорово, для моей талии это не очень хорошо.

После рождения Айлы мое тело изменилось. Бедра стали шире, а попа полнее. И я замечаю, что все, что ем, оседает на талии.

Тебе оно не нужно. Тебе оно не нужно. Тебе оно не нужно.

— К черту. Одно мне нужно. Более того, черт возьми, я его заслужила, — бормочу я и хватаю печенюшку, откусывая огромный кусок. — Оно того стоило, — практически стону я.

Я опускаю взгляд на себя в свободных спортивных брюках и потрепанной футболке. Мои родители настояли на том, чтобы взять Айлу в кино. Я практически умоляла пойти с ними, но они сказали нет. Привели какой-то жалкий предлог, что когда я рядом, это отнимает у них время с Айлой, потому что она постоянно «диареи ко мне, словно банный лист к заднице». Полагаю, в этом есть смысл, но я не хочу торчать дома одна. Я хочу быть со своей дочерью. А Тесса сегодня работает, оставив меня с целой кучей печенья и шоу

«Жизнь семейства Кардашьян».

Я направляюсь в спальню, но не раньше, чем хватаю вторую печеньку и позорно быстро ее съедаю. Я только устраиваюсь поудобнее, беря в руки пульт, как стону.

— Отрывай зад от дивана и займись собой.

Вскочив, я меняю спортивные штаны и футболку на спортивную одежду. У меня есть несколько часов до возвращения Айлы домой, так что могу попытаться хоть как-то улучшить себя. Тренировки и бег всегда помогали держать свое психическое здоровье под контролем. Я не могу пропустить это. Кроме того, становится поздно, так что, вероятно, спортзал уже пуст. Именно так, как мне нравится.

Я вхожу в спортзал и, как и предполагала, он жутко тихий. Технически я не должна находиться здесь, потому что он предназначен для спортсменов. Но, черт возьми, я дочь тренера. А обычный спортзал для простых студентов, таких как я, закрылся час назад. Так что сейчас я пожинаю плоды карьеры отца. Даже если он об этом не знает.

Вставив наушники в уши, я направляюсь на беговую дорожку. Отрегулировав скорость до комфортного, но достаточно сложного темпа, я начинаю заниматься, мгновенно наслаждаясь учащением сердцебиения и слоем пота, который начинает образовываться, давая знать, что я работаю.

Завораживающий голос Холзи звучит в ушах, когда я стараюсь удерживать дыхание ровным. У меня определенно нет той выносливости, которая была раньше, из-за чего сбиться с дыхания становится невероятно легко. Но даже несмотря на это, ставший однажды бегуном — всегда бегун. И это своего рода зона счастья.

Вспышка синего заставляет меня повернуть голову, и когда делаю это, я так пугаюсь, что теряю равновесие и начинаю падать с тренажера. Даже когда я изо всех сил пытаюсь встать на ноги и схватиться за поручень беговой дорожки, чтобы удержать себя, это бесполезно.

Я никогда не говорила, что грациозность — моя сильная сторона.

Как только понимаю, что удержаться не получится, я готовлюсь упасть задницей на твердый пол и, зажмурившись и раскинув руки, готовлюсь приземлиться.

Надо было оставаться дома и есть чертово печенье.

Но вместо холодного, твердого пола… меня обнимают теплые, огромные руки.

Приоткрыв глаза, я смотрю на шевелящиеся губы. Но даже посреди хаоса наушники так и не выпали.

Потянувшись, я вытаскиваю их.

— Эм… что ты делаешь? — я смотрю на Кэма Харди. Кэма Харди без рубашки. — Почему держишь меня так, как будто я чучело животного, которое ты только что выиграл на ярмарке?

Его губы дергаются.

— Выбора не оставалось: либо так, либо дать тебе упасть на задницу, — он пожимает плечами. — Подумал, тебе понравится.

Он так хорошо пахнет. И запретно. Но тем не менее хорошо. Как секс. И мужчина. И лес. И мускус.

Я уже говорила о сексе?