Плохая хорошая девочка
Шрифт:
— Это подарок бывшего мужа.
— Обычно женщинам дарят духи.
— Это при романтической встрече.
— А он ушел?
— Угу.
— Значит, при расставании женщинам теперь дарят пистолеты?
— Выходит, что так. Хотя… Я тоже, пожалуй, удивилась.
— Да, я бы тоже удивился на вашем
— Да нет, мы разошлись с мужем очень мирно, — возразила я Оскару. — Как в море корабли! Красиво.
— Ах, вот что…
— Я думаю, его подарок, — вздохнула я, — это что-то вроде прощального напутствия человеку, к которому он сохранил доброе чувство.
— Напутствие?
— Ага… Видите ли, Оскар, я рохля, мямля, очень мягкий человек… Совершенно не могу за себя постоять. В общем, тряпка, а не женщина.
— Вот как?
— По-моему, мой бывший супруг хотел сказать мне этим подарком: «Элла, вокруг одно дерьмо… Хорошему человеку не прожить без пистолета. Научись себя наконец защищать». Вот такой вот мэсседж… Послание!
— А вы рохля, Элла?
— Еще какая рохля. Муж ведь хорошо меня знал.
— Вот уж не подумал бы, что вы беззащитны.
— Ну, видите ли, Оскар… Как вам сказать… Это я тут, на природе, немного переменилась. Усовершенствовалась под влиянием эксклюзивных обстоятельств!
И я посмотрела на часы.
Привычка смотреть на часы — да и носить их! — в нашей Прекрасной долине, где совершенно некуда торопиться и не к чему следить за временем, конечно, довольно абсурдна.
Но, увы, привычки, даже становясь совсем бесполезными, сохраняются очень долго. Для меня привычка по-прежнему носить часы — это, наверное, как надежда вернуться все-таки рано или поздно в мир, где людям действительно нужно смотреть на часовые стрелки.
Но сейчас мне эта бесполезная привычка смотреть на часы пригодилась. Мне давно уже хотелось уйти. И мои гостеприимные хозяева все поняли верно.
— Вас проводить? — догадался Звездинский.
— Да нет, тут два шага… — отказалась я от любезного предложения шоумена. — Я уже привыкла ходить тут одна.
— Ну хорошо, Элла. Приятно было провести время в вашем обществе.
— Спасибо за ужин!
— Не за что.
— А где ваш проводник? — все-таки спросила я на прощание. Ибо странный малый так за весь вечер ни разу и не появился.
— Где-то бродит, — рассеянно ответил Оскар.
— Он вообще у нас нелюдим, — добавила Нинель.
— По правде сказать, да… Парень любит одинокие прогулки, — признался Звездинский, вглядываясь в темноту. — Выполнит свою работу «по хозяйству», принесет воды, дров для костра, посуду помоет — и в отрыв. Мы его сами мало видим.
— Вот как?
— Но ведь это же хорошо?
— Вот уж не знаю… — вздохнула я.
«Итак… — думала я по дороге к своей палатке. — Содержимое таинственного футляра и откровения Оскара кое-что проясняют. Очевидно, я поначалу неправильно все поняла: я решила, что Нинель боится ночного воя. А вполне возможно, этот странный вой интересует моих соседей как охотников. Как любителей экзотической охоты. И экзотической добычи.
Как он там декламировал?
Мясо срывают с костей, взрезают утробу, и туши Рубят в куски, и дрожащую плоть вертелами пронзают…Ну и ну…»
День двадцать седьмой
Теперь, когда я знаю, что не похоронена заживо в этой «райской» долине, не отрезана от мира навсегда; теперь, когда я знаю, что скоро прилетит «Сесна»… Теперь моя долина кажется мне по-настоящему прекрасной!
И я жадно пользуюсь каждым часом, чтобы впитать в себя ее красоту. Я много рисую, брожу без устали у реки, забираюсь в горы…
Удобно устроившись у большого мшистого валуна — сам камень серо-коричневого цвета и покрыт изумрудными, очень живописными пятнами лишайников, — я делала зарисовку с очень редкого белого цветка дельфиниума.
Этот дельфиниум — удивительной красоты цветок. Белый… Голубая изящная тычинка, белые кружевные лепестки… Я полностью сосредоточилась на этом занятии.
Пуля чиркнула по камню в полуметре от моей головы.
Сначала я ничего не поняла. Но когда первые «сильные впечатления» поутихли и прошел легкий шок — до меня наконец дошло. Это был выстрел. И стреляли в меня.
Жуть какая-то…
Однако во всякой ситуации есть свои плюсы. Хорошо все-таки, что Прекрасная долина не слишком плотно заселена. Не нужно по крайней мере гадать: кто это мог бы так «развлекаться»?