Плохие слова

Гайдук Борис Викторович

Сергей кивнул и прикрыл глаза.

«Побудь со мной, — предложила девушка. — Тебе станет легче».

Сергей посмотрел в глаза, которые только казались карими, а на самом деле были янтарно-желтые, с черным зрачком, и открыл дверцу, задев стену.

— Я никого не просил меня жалеть. И вообще…

Олег хочет компьютер, но просить не решается, недавно получил фирменный велосипед. Новый такой у нас стоит полторы штуки, а чуть подержанный Слава с третьего этажа подогнал из Германии за двести баксов. Теперь все подбивает взять «Транспортер», пяти-шестилетний.

Обещает по-свойски уложиться в четыре штуки, это недорого. Хочется, конечно, но боязно. «Газель», она своя в доску, в случае чего дал ей молотком и дальше поехал. А тут совсем другой ремонт, другие запчасти, только успевай деньги отстегивать. Хотя на «Транспортере» и брать можно было бы подороже, не сто двадцать в час, а, скажем, сто сорок. Или даже устроиться со своей машиной на хорошую фирму. Но компьютер парню тоже нужен, пусть уж лучше сидит с компьютером, чем болтается по подъездам. Но хотя бы через полгода, это дело меньше чем за пять сотен не выйдет. Деньги, деньги. Крутишься целыми днями, а все равно не хватает.

Спать, что ли, пойти…

Утром девушка встретила Сергея кротким упреком.

Сергей послал в ее сторону поцелуй и сказал, что все будет хорошо. Потом долго искал дистиллированную воду, потеряв в своем гараже всякую ориентацию.

Бутылка обнаружилась за уютной пухлой кошкой.

— Ишь, разлеглась, кошара, — Сергей добродушно щелкнул ее по пузу. — Ничего за тобой не видно.

Кошка обиженно надулась.

Девушка теперь была печальна, и Сергею почему-то было при ней неловко.

«Вот что значит «волоокая», — подумал он однажды, — глаза большие, как у коровы».

Девушка грустила.

— Чего ты от меня хочешь, — набрался, наконец, решимости Сергей. — Я ведь, между прочим, женатый человек. Вот так-то.

«Я не против, — смотрела красавица. — Только побудь со мной еще чуть-чуть. Мне бы только совсем немножко любви…»

— Слушай, такое дело. — Сергей откашлялся. — В общем, ты меня извини.

И взял картину на руки, переставил к заднему колесу. Теперь даже в зеркало ее почти не было видно.

«Но нам нужно расстаться», — додумал он фразу и усмехнулся.

«Я тебя не виню, — успела мелькнуть девушка. — Со мной всегда так. Я очень несчастна, хотя и красива, такой меня нарисовали».

Жизнерадостная девчонка с хулиганскими бантами, с портфелем и полосатым мячом заняла место покинутой красавицы.

— Физкульт-привет, — бодро сказал Сергей, но чувство неловкости не оставляло его еще несколько дней.

Тоже, между прочим, хороша. Лезет к женатому человеку.

За ужином Татьяна прикрыла дверь на кухню.

— У Олега была девочка, симпатичная, вежливая. Увидела Гришкины картины — и давай ахать, охать. Олег сказал, что она разбирается, сама рисует.

— Ну и хорошо. Кто такая, ты знаешь?

— Новенькая в их классе. Зовут Юля.

Вечером Олег попросил ключ от гаража.

— Есть интерес к картинам дяди Гриши, — развязно сообщил он.

Сергей вручил сыну ключ от нового финского замка.

— Только поаккуратнее там с экспонатами.

— О'кей, дэд.

Понабрались слов.

Интерес к картинам. Знаем мы, к чему там на самом деле интерес.

Юля оказалась худенькой трещоткой в модных круглых очочках. Взахлеб хвалила Гришины картины, сама собиралась куда-то по этой части поступать.

Обещала показать свои рисунки.

Сергей был немногословен, оживился лишь, когда рассказывал о визите Антоневича и Бердянцева.

Юля была в восхищении:

— Сам Бердянцев!

Девчонка с бантами чем-то похожа на Юлю. Юля постарше будет, этой лет десять, не больше. Но такая же бойкая, за словом в карман не полезет. Да еще, пожалуй, и пошустрее будет. Юля — девочка интеллигентная, папа играет на виолончели, мама пишет в какой-то газете.

А эта такая бедовая.

В октябрьском «Обозрении» вышла статья Антоневича. Номеров было шесть, Сергей купил все и, волнуясь, прочитал статью прямо у киоска.

Антоневич заливался соловьем, ссылался на хорошие отзывы профессора Бердянцева и какого-то немца.

Скоро Гришка в своем Барнауле проснется знаменитым.

Гриша потребовал прочитать по телефону всю статью, а потом долго молчал.

— Серега, — сказал он треснувшим голосом. — Я запомню этот день навсегда.

— Гришаня, я оставлю один номер себе, ладно?

— Конечно, старичок! Ты еще спрашиваешь!

Позвонила Юля и, прежде чем позвать Олега, долго поздравляла Сергея с доброжелательной статьей в «Обозрении».

«Смотри-ка, в курсе, — порадовался Сергей. — Ишь, художница».

— Антоневич такой мастер, правда? Как он умеет словами подать краски, оттенки, это просто немыслимо!

«Аполлоныч ему мозги вправил! — мстительно подумал Сергей. — А то написал бы про гаражную живопись, мастер хренов. И про искусство народу. Надо попросить у Гриши какую-нибудь маленькую картинку для девчонки».

Леночка ревела так, что было слышно на лестничной площадке.

— Я тоже хочу в музей! Я тоже хочу!

— Что случилось? Какой музей? — устало спросил Сергей.

— Ой, просто выпендривается. Олег сводил свою девочку в музей, какая-то выставка, и этой теперь тоже надо.

Леночка, вся красная от слез, кинулась к Сергею на шею и завопила еще громче:

— Па-а-апа! Я тоже хочу! Этот… жених ходил, да-а, а меня не взяли… не взя-али!

Сергей удержался от улыбки. Детская ревность, серьезное дело.

— Пойдем. Обязательно пойдем.

Леночка запыхтела в шею.

— Когда? — недоверчиво спросила она.

— Когда? В выходной.

— А маму возьмем?

— Обязательно.

— А Олега не возьмем! — злорадно объявила Леночка. — Он уже был с этой своей… Ю-улей.

— Я и сам с тобой не пойду, — из-за двери крикнул Олег. — Очень мне нужно!

— Ты что, серьезно в музей собрался? Тебе твоего гаража мало?

— А что, сходим.

— И куда? В Третьяковку, что ли?

— В Пушкинский, — авторитетно сказал Сергей. Гриша оба раза ходил в Пушкинский, а в Третьяковку, кажется, ни разу.