Плохие слова
Шрифт:
Толик замерз на скамейке, но так и не протрезвел и теперь, притопывая и прихлопывая в ладоши, быстро ходит вокруг дома.
«Как же так получилось? — все время думает Толик. — Почему такая милая, немного взбалмошная Кристина превратилась в легкоранимое, охотно страдающее по всякому поводу существо? В чем я виноват?»
Но — стоп, мы решили не читать сегодня печальных историй, поэтому обратимся к Валере, последнему фигуранту этого запутанного дела.
И где же Валера?
Неужели он тоже где-то застрял и никак не может добраться до места назначения?
Нет, Валера нигде не застревал. Он едет в метро в направлении станции «Коньково». Валера
«Позвольте! — удивитесь вы. — Какая речь? Какой шаг? Зачем нужна речь человеку, который едет в метро к себе домой, ну, или не совсем домой, это не важно?»
Вот здесь-то и зарыта собака! Валера, хотя и выглядит абсолютно спокойным, внутри охвачен смятением и даже страхом. Он боится проехать станцию «Коньково». Стоит проехать «Коньково», — отчего-то убежден Валера, как он окажется неведомо где, и неизвестно, сможет ли попасть в «Коньково» еще когда-либо в жизни, а Валере очень надо в «Коньково», именно сейчас — очень! Валера не доверяет схеме метрополитена, потому что известно: все схемы, как и все календари, врут. Не доверяет он и тому, что объявляет диктор. Объявить можно все, что угодно, нет никакой гарантии, что это окажется правдой, особенно если налицо всеобщий заговор против него, Валеры, составленный для того, чтобы скрыть станцию «Коньково», спрятать ее, вычеркнуть из списков метрополитена, развеять драгоценные буквы в новогодней метели.
Поэтому Валера выбрал самый трудный, но единственно надежный путь: на каждой остановке он выходит из вагона, поднимается вверх по эскалатору и придирчиво осматривает окрестности, чтобы собственнолично убедиться в том, «Коньково» это или не «Коньково». Пока все идет гладко. За станцией «Октябрьская» последовала «Шаболовская», за «Шаболовской» — «Ленинский проспект», затем «Академическая» и «Профсоюзная». Валера не вполне доверяет надписям в вестибюлях станций, поэтому осматривает прилегающие улицы, уклончиво спрашивает у прохожих, как пройти туда-то и туда-то, и только потом делает вывод — да, станция соответствует тому, как она названа.
Пока ясно одно — он движется в верном направлении, потому что последовательность станций именно та, что должна быть. Не попалось на его пути станции, например, «Первомайская», или «Войковская», или «Боровицкая», или «Преображенская площадь». Все пока правильно, но от этого еще тревожнее. Чем ближе «Коньково», тем коварнее таинственные козни. Стоит только расслабиться и пропустить хотя бы одну станцию, как это обязательно будет вожделенное «Коньково», и тогда он ее проедет, и окажется на неведомом страшном вокзале, и случится то непоправимое, о чем не хочется сейчас даже думать.
Вот что в эти минуты переживает внешне спокойный Валера. Пожелаем ему с честью выйти из этого испытания!
Но что же наш Дима?
Дима еще раз позвонил товарищам и тем самым порядком обеспокоил их семьи. Еще бы — любимых мужчин нет дома, а вместо этого уже два часа названивает их коллега. Через пять минут после его звонка из автомата дозвонился домой Фома и сказал, чтобы не волновались, что случилась досадная накладка и что он скоро приедет. Жена Фомы поторопилась поделиться этой новостью с Димой, для чего несколько раз звонила ему в офис, но…
Вы угадали — там все время было занято, потому что Дима вновь обратился к своему телефонному справочнику.
Еремеева вышла, наконец, замуж, Игорян, напротив, развелся и был от этого беспробудно счастлив уже третий месяц, Ирочка бесплатно предложила Диме котят голубого британца, Инна Васильевна готовила сельдь под шубой, Клопоморов лежал в гипсе, Крюкова получила водительские права и уже помяла крыло и бампер, всего на триста долларов ремонта, муж чуть не выгнал ее из дома, у Лебедевых родилась тройня девочек, Лисохвостов сказал, что не знает никакого Диму Скворцова, Лаптев просил звонить, если, в натуре, будут проблемы, Лешаков под именем Вильгельма Обознанского выпустил в свет серию детективных романов о проницательной сыщице Марине Донской, Мамедов стал исламским фундаменталистом и плевать хотел «на ваш русский Новый год», Мишучков сменил ориентацию, причем не в том направлении, куда было принято теперь, а обратно, Муравлева неожиданно оказалась подполковником госбезопасности, Новиков нашелся в Эйлате, а Найман, наоборот, в Пензе.
Дима блистал остроумием, расточал комплименты, слал через телефонные провода жаркие флюиды пьяного добросердечия, много раз сказал, что надо бы, наконец, встретиться, желал своим респондентам и их близким счастья, обязался впредь не пропадать и чаще звонить.
С Пуховым завязались деловые контакты, Потапов, по словам убитой горем жены, сошел с ума, купил землю под Суздалем и там, без газет-радио-телевидения, разводит кроликов, Пирогов по-прежнему заикался, Трегубов в свое время пересекался с боссом Андреем Михайловичем и рассказал о нем пару забавных историй, Харламович собирался встречать Новый год на Останкинской телебашне, Ханна Вельяминовна от полноты чувств выдала Диме секретный рецепт приготовления куриного холодца с грибами, Фурманцев, давясь от смеха, рассказал свежий анекдот, как будто последний раз видел Диму шесть дней, а не шесть лет тому назад, Эдуард Викентьевич был, как всегда, очаровательно похабен, Юрьева защитила кандидатскую диссертацию о докириллической письменности венгерских славян, Юра Суслов охотился летом, на крокодилов и те чуть не отгрызли ему ногу, Яшка Пильнер рекламировал на телевидении женские прокладки, а исстрадавшийся под бременем однофамильства Гриша Явлинский всерьез собирался основать политическую партию и назвать ее либо «Конопля», либо «Тыква».
В азарте Дима почти забыл про свое бедственное положение, про гнусных Звонаревых, Прустами и Джойсами обольщающих наивных девушек, про Пашу и Фому.
На часах звякнуло без четверти двенадцать. Имена кончились, звонить больше было некому.
— Ну и ладно, — с легким сердцем сказал Дима. — Зато будет что вспомнить!
И налил рюмку водки.
Но — нет, не все еще сделано! Оставался кто-то, не охваченный его многоводным настойчивым поздравлением. Но кто? Телефонная книжечка, заведенная в пятом классе и пополняемая все это время, была перелистана и перенабрана телефонными кнопками полностью. Кто же?
Гога!
Гога Зырин! Вернейший и ближайший детсадовский друг, оказавшийся в один страшно далекий день самым главным для Димы человеком!
«В какой день?» — спросите вы.
О, это совсем особая история! Впрочем, многие из вас о ней слышали.
Да-да, это тот самый Гога Зырин! Как можно было о нем забыть?! Но какой у него номер? В блокноте его нет, к пятому классу Гога был уже далеко, и про него ничего не было известно. Двести шестьдесят четыре — восемнадцать — тридцать один? Или нет — двести шестьдесят девять — восемнадцать — тридцать один?
Точно.
Дима глубоко вздохнул и набрал безошибочно всплывший в памяти номер.
Гудок, второй. Третий. Пятый. Ну, что?
— Алло…
— Здравствуйте. — Дима почувствовал, как мгновенно высохло горло. — Будьте любезны, Гогу Зырина.
В трубке молчали.
— Я вас слушаю. Хотя, признаться, меня так… уже давно… Кто это говорит?!
Дима набрал воздуха.
— Гога, это Дима Скворцов. Помнишь такого?
Снова тишина, только электрические шорохи в трубке.
— Дима? Как ты меня нашел? Я ведь не жил здесь лет двадцать.