Плохиш. Студентка. Препод
Шрифт:
Однако, я знаю, что сейчас не могу этого сделать. Ведь теперь любимая считает нас с Андреем врагами своего отца. И, видимо, своими тоже.
— Чай? — спрашивает будничным тоном, стоя в проёме дверей.
— Нет, спасибо, — первым отзывается Андрей.
У меня в горле застрял ком, и я с другом могу держать себя в руках. Хочется броситься к ней в ноги и молить о прощении! Не за то, что мы засадили её отца. Нет. Тут мы поступили верно. Он заслужил. Но за то, что обманывали её — да. Хочется умолять малышку простить…
— Сядь, пожалуйста, —
Олеся равнодушно пожимает плечами и с каким-то непонятным отчаянием подходит ближе.
Садится. Складывает руки на груди.
— Ну? — приподнимает бровь. Нежный голосок дрожит. — Зачем вы пришли?
— Мы хотели попросить прощения, — говорю, с трудом сдерживая горечь в голосе. — Пожалуйста, Лесь, дай нам возможность рассказать тебе, как было дело!
Выражение её лица становится каменным. Леся смотрит на каждого из нас по очереди без капли сочувствия.
— Рассказывайте.
Мы с Андреем переглядываемся. Её поведение кажется странным. Если честно, я ожидал, что Олеся кинется на нас с кулаками, или будет бить посуду. Возможно даже об наши головы… Но это отчаянное смирение, с которым мы столкнулись в реальности кажется ещё более пугающим. Будто той Олеси, которую мы знали всё это время, больше нет. Теперь есть новая. Равнодушная, надломленная… И мне дико страшно от того, что прежней свободолюбивой малышки больше не будет…
— Наша встреча не была случайностью, — начинает Андрей. — Те парни, и правда, были наняты нами, чтобы… — он осекается, пряча глаза под её пронзительным взглядом. — Чтобы мы могли спасти тебя…
— От изнасилования? — равнодушно переспрашивает она.
Мы с Андреем морщимся.
— Нет, ничего такого бы точно не случилось! — тут же заверяю её. — Они просто испугали тебя, чтобы…
— Чтобы вы выглядели как герои, — она пожимает плечами, глядя поверх наших голов. — Я уже поняла. Дальше.
Закрываю глаза. Теперь, когда я знаю её так близко, на душе становится тошно от того способа, которым мы вошли к ней в доверие. Если бы я узнал, что кто-то другой провернул с ней подобное, точно бы начистил мерзавцу морду! Вот только сейчас бить, кроме себя, некого. Ведь это сделал я. Я и Андрей. Злой розыгрыш. Просто отвратительно! Она этого точно не заслужила!
— Твой отец подставил моего брата, — продолжает Андрей. — И нам нужно было понять…
— Поэтому вы вломились ко мне в дом? — Олеся как-то странно повышает голос, перебивая. Её глаза начинают бегать, а на лбу выступает пот. — Вы вломились ко мне в дом и хотели меня изнасиловать! — заявляет она, глядя нам в глаза.
Хмурюсь. Странно, зачем она спрашивает именно об этом?
— Нет, — Андрей прищуривается, реагируя быстрее меня. — Всё было не так, — поворачивает голову на бок, внимательно вглядываясь в её лицо. — Ты знаешь, что всё было не так.
— Всё было так! — взволнованно пищит, и её губы начинают дрожать. — Неужели вам даже сейчас не хватит мужества признаться?
Пока Олеся нервно ёрзает на кресле, мы
— Лесь, ты нас сама к себе домой позвала, — осторожно говорю.
— Зато на дачу я вас не звала! Вы туда вломились и украли документы! Признайте!
— Это единственное, что тебя сейчас интересует? — также осторожно спрашивает Андрей. — Тебе неинтересно разобраться в мотивах наших поступков? Ты не хочешь узнать, что сделал твой отец? Не хочешь узнать, как он обманом завладел землёй, на которой стояла мастерская моего брата?
Лицо Оленёнка становится бледным. Она смотрит на каждого из нас с паникой во взгляде.
— Я… — запинается. — Я знаю, что вы просто хотите отомстить, я… — она облизывает пересохшие губы. — Мой отец ни в чём не виновен!
Последняя фраза звучит так жалобно, будто она сама пытается убедить себя в этих словах. Как человек, потерпевший кораблекрушение, хватается за последнюю соломинку привычного уклада жизни.
— Он виновен! — хмуро отрезаю. — И мне кажется, в глубине души ты и сама это прекрасно знаешь!
— Нет! — она всхлипывает, и хватается за горло. — Это не так… Почему вы просто не хотите признаться мне? Почему…
— Лесь, скажи, — голос Андрея полон холода. — Ты сейчас записываешь наш разговор?
От прямого вопроса малышка вздрагивает и становится ещё более нервной.
— Н-н-нет… — слабо шепчет, начиная дрожать всем телом.
— Сними блузку, — спокойно предлагает дядя. — Покажи свой телефон.
Олеся внезапно вскакивает на ноги.
Быстро проходит разделяющее нас расстояние, а потом яростно шепчет:
— Убирайтесь!
В этот момент я понимаю, что убедить её будет гораздо сложнее, чем я думал изначально. Кажется, её отвратительная семейка пустила свои щупальца в её невинную душу очень и очень глубоко.
— Ты делаешь неправильный выбор, — предупреждающе начинает Андрей.
— УБИРАЙТЕСЬ!! — кричит она, дрожа всё сильнее. — Я вас ненавижу!
Сглатываю ком в горле, понимая, что поведение Олеси подтверждает самые худшие опасения. Она, и правда, записывала наш разговор. Хотела, чтобы мы признались, чтобы потом использовать это против нас и нашего отца. Но, к счастью для нас, обманывать она явно не умеет.
Понимая, что сегодня мы больше ничего от неё не добьёмся, мы поднимаемся на ноги.
— Я не хочу уходить, — тянусь вперёд и дотрагиваюсь до её локтя.
Олеся снова вздрагивает и выдёргивает руку.
— Не хочу вас видеть! Уходите! — отступает от нас, словно мы прокажённые.
Сердце отдаётся тупой болью. Я застываю в нерешительности.
Но потом Андрей берёт меня за плечо.
— Пошли, — говорит негромко. — Поговорим в другой раз.
Вздыхаю, снова глядя в любимые глаза той, которой мы так долго лгали. Конечно, теперь она не верит нам. Не верит ни единому слову… Наверное, этот дикий, полный ненависти и боли взгляд, как раз то, чего мы заслужили.