«Плохой день для Али-Бабы»
Шрифт:
Столь изумлен был Али-Баба этим поразительным происшествием, что едва не выскочил из своего укрытия. Он высунулся так далеко, как только позволили ему заросли ежевики, и благодаря этому ему повезло расслышать очередные два слова, донесшиеся из глубины пещеры:
– Сезам, закройся!
И огромный валун быстро передвинулся на свое прежнее место, скрывая из виду пещеру.
Что же это за чудное колдовство, если здоровенные камни двигаются при простом упоминании сельскохозяйственного продукта? [1] Али-Баба был настолько потрясен, что до него не сразу дошло, насколько
Но пальцы Али-Бабы были ловкими, как у любого, кто зарабатывает себе на хлеб честным и тяжким трудом, и дровосек сумел высвободиться еще до того, как валун у склона горы издаст новый шум. Однако не успел он решить, что ему делать с мулами, или обдумать множество других аспектов этой все более усложняющейся ситуации, как земля вокруг него вновь задрожала, поскольку огромный камень отъехал в сторону от убежища разбойников.
– Живо!
– скомандовал главарь остальным грабителям.
– Мы должны докончить дело и вернуться на караванный путь за новым золотом!
– Он хлопнул в ладоши, подгоняя замешкавшихся.
– Сезам, закройся!
Пожалуй, главарь немножко поспешил, торопясь к своей цели, ибо на этот раз движение валуна сопровождалось громким и ужасно неприятным воплем.
– Что-то случилось!
– рявкнул главарь разбойников.
– О нет, - поспешили заверить его остальные.
– Ничего особенного.
Главарь ткнул пальцем в каждого из членов своей шайки по очереди, быстро, но беззвучно шевеля губами.
– Не вижу, чтобы здесь были все тридцать девять!
– Ну вообще-то так и есть, о храбрейший из разбойников, - признал один из грабителей.
– По-моему, это был Номер Двадцать Восемь, - рискнул предположить другой.
– Номер Двадцать Восемь?
– задумчиво повторил третий.
– Он всегда был немного тугодумом. Удивительно, что он так долго протянул.
– Двадцать Восемь?
– переспросил главарь.
– Он что, остался в пещере?
– Нет, - пояснил кто-то, - он остался в проходе.
– По крайней мере, - добавил другой, - большая его часть.
– О чем это вы?
– сердито спросил главарь.
– Мы что, потерялиНомер Двадцать Восемь?
– Ну, не то чтобы совсем потеряли… - поспешно отозвался еще кто-то.
– Нет, - объяснил очередной разбойник.
– Он просто теперь намного шире и тоньше, чем был раньше.
– И еще, - добавил один из уже говоривших до этого, - куда мертвее.
Тут предводитель головорезов, спотыкаясь, попятился туда, где поляну еще украшало последнее маленькое пятнышко света, и запрокинул голову к небесам, ловя глазами лучи заходящего солнца. Лицо его помертвело от ужаса. Когда он заговорил вновь, голос его дрожал:
– Значит, теперь мы - лишь тридцать девять разбойников?
Что же такое могло приключиться ужасное, недоумевал Али-Баба, чтобы заставить столь жуткого человека познать страх?
Компания разбойников не нашла, что ответить на этот вопрос, и весь лес, казалось, умолк вместе с ними. Но этой неестественной тишине не суждено было продлиться долго, ибо тут главарь их ужасно разволновался.
–
– вскричал он самым что ни на есть жалобным голосом, выхватил саблю и принялся совершенно безрассудно размахивать ею.
– Головы с плеч! Кишки наружу! Руки-ноги долой!
Остальные тридцать восемь головорезов нервно переглядывались и, казалось, были всецело поглощены тем, что переминались с ноги на ногу и прочищали горло. Их вожак прямо-таки подпрыгивал на месте, издавая звуки, которые, не будь он так расстроен, видимо, должны были быть словами.
– Прошу прощения, о наипервейший среди воров, - наконец осмелился произнести один храбрый злодей.
– Но у нас есть другой вариант.
– Другой вариант?
– Главарь махнул саблей в сторону говорившего.
– Да я должен был бы разрубить тебя надвое за одну подобную мысль! Вспомни, когда ты дал согласие присоединиться к нашей шайке, тебе говорили, что наказание здесь лишь одно - смерть! Но, - продолжал предводитель разбойников, заметно бледнея, - тогда нас стало бы всего тридцать восемь.
– Главарь горько рассмеялся, опуская саблю.
– Вы же знаете, как отворачивается удача, когда нас становится меньше сорока.
Тут Али- Баба услышал далекий раскат грома. Но ведь всего несколько мгновений назад на небе не было ни облачка…
– Склоняюсь перед вашей непревзойденной мудростью, о умнейший из похитителей кошельков, - льстиво произнес все тот же член банды.
– Следовательно, для нас исключительно важно быстро восстановить полный комплект из сорока разбойников, чтобы нам снова покровительствовали те темные силы, которым мы поклоняемся.
– Легко тебе говорить!
– Предводитель вновь с горечью рассмеялся, похоже не видя в словах другого бандита никакого смысла.
– Но где нам взять еще одного разбойника за столь короткий срок, особенно в таком глухом и безлюдном лесу?
– Ну, есть ведь тот тип, что прячется в зарослях ежевики.
– Вор указал прямо на Али-Бабу.
Тут с полдюжины бандитов кинулись вперед и выволокли до смерти перепуганного дровосека из его, как оказалось, ненадежного укрытия.
И все же вожак еще не был убежден. Главарь разбойников разглядывал Али-Бабу, и на его бородатом лице отражались удивление и скептицизм с изрядной примесью облегчения. Али-Баба, в свою очередь, споткнулся и шлепнулся наземь прямо перед ним.
– У этого человека нет совершенно никаких воровских задатков!
– провозгласил главарь.
– Одежда у него ветхая и вся в колючках. К тому же на голове у него, похоже, изрядная шишка, словно его совсем недавно стукнули каким-то тупым предметом.
– Битый человек, о султан всех подонков, - подхватил отважный разбойник.
– Подумай только, с какой готовностью он воспримет любое наказание, которое ты, возможно, пожелаешь на него наложить за какую-нибудь мелкую провинность.
– Наказание?
– переспросил другой, хмурясь.
– Мне казалось, что наказание у нас одно - смерть.
– Что?! Ты смеешь сомневаться во мне?!
– завопил предводитель бандитов, и полдюжины его людей кинулись на того, кто сделал столь обидное замечание.
– Убить его!
– Он задумался, и его ятаган снова застыл в воздухе.
– Нет-нет, это лишь доказало бы его правоту. Он, безусловно, совершил мелкую провинность, которая заслуживает незначительного наказания. Мы всего лишь отрубим ему большой палец. Нет-нет, мизинец. И на левой руке тоже! Видите? Отныне и впредь я буду милосерден.