Площадь Согласия. Книга 1
Шрифт:
«Если его выгонят из института, я тоже здесь не останусь», — вдруг осознала Тамара и лихорадочно принялась искать выход из безвыходной на первый взгляд ситуации. Несмотря на принятую накануне изрядную дозу валерьянки и недолгое оцепенение после Ленкиного рассказа, мысли скакали как бешеные. Сначала ей пришло в голову пойти в деканат и заявить, будто во всем виновата она, но вовремя сообразила, что это не поможет и сама она запросто может оказаться третьей в списке на исключение. И тут ее осенило: «Дядя Женя! Только он со своей должностью сможет чем-то помочь. Надо успеть, пока не подписан приказ!» Дождавшись
На счастье, Евгений Иванович оказался на службе. Выслушав сбивчивый монолог племянницы, он договорился о месте встречи, приказал подать машину и через пятнадцать минут подъехал к закрытому на зиму кафе у института. Тамара села на заднее сиденье и многозначительно посмотрела на водителя. Поняв ее без лишних слов, Куприянов попросил шофера немного прогуляться и, повернувшись к ней, строго произнес:
— Честно и по порядку. Только тогда я отвечу — смогу ли помочь.
Глядя прямо в строгие глаза заместителя начальника областного УВД, Тамара начала с памятного весеннего заплыва и, не таясь, рассказала ему о своих отношениях с Радченко очень многое. Естественно, постаралась исключить подробности, выставлявшие Алексея в неприглядном свете. Закончила она свой рассказ вчерашней неудавшейся попыткой изнасилования и тем, что вступившегося за ее честь Алексея собираются выгнать из института.
— Я люблю его, дядя Женя, — расплакалась она на последних словах.
— Когда возвращается ректор? — непроизвольно сжав кулаки, уточнил Евгений Иванович.
— Уже вернулся… Московским поездом.
— Поехали, — опустив стекло, коротко бросил он водителю и, повернувшись к племяннице, кратко предупредил: — Будь готова к тому, что придется при всех рассказать о вчерашнем инциденте. Конечно, я попытаюсь сделать так, чтобы этого не случилось, но на всякий случай будь поблизости. А теперь выходи: не надо, чтобы нас видели вместе.
Спустя десять минут Куприянов зашел в приемную ректора — он уже знал, как поступит и что скажет. Если его просьба не возымеет силы, что, в общем, было маловероятно, в ход пойдет заявление племянницы. Зная нежелание любого начальства выносить сор из избы (то, что в общежитии имела место попытка изнасилования, могло стоить должности многим), он надеялся решить дело в свою пользу.
Спрятавшись в тупике коридора, Тамара напряженно прислушивалась к звукам: сначала в приемную ректора зашли декан с заместителем, следом, один за другим, постучались Филевский и Радченко.
Прошло немало времени, прежде чем все они стали выходить в обратной последовательности: сначала растерянный Алексей, затем красный как рак Филевский, буквально через минуту за ними затворили дверь и декан с замом. Дяди Жени не было еще около часа. Памятуя, что должна быть неподалеку, Тамара продолжала ждать.
Наконец скрипнула огромная дубовая дверь и четким, почти строевым шагом Евгений Иванович прошел по пустому коридору к лестнице. Осторожно выглянув из-за угла, Тамара заметила, что ректор стоит и смотрит ему вслед. Тут же испуганно юркнув обратно, она замерла. Дверь закрылась, затем в коридоре раздались голоса и поскрипывание паркета: по всей видимости, ученые мужи собирались на какое-то совещание.
Дождавшись полной тишины, Тамара решилась покинуть свое укрытие. Стараясь даже
Через час по институту стремительно разнеслась очередная новость: никого не выгнали! Пятикурсникам объявили по строгому выговору с занесением в личное дело, обязали возместить причиненный материальный ущерб и принести свои извинения декану. В придачу ко всему Филевского выселяли из общежития. Все облегченно вздохнули: такого благоприятного исхода не ожидал никто. Кто-то шепотом увязывал это с визитом к ректору высокопоставленного милицейского начальника, машина которого долго маячила у входа, кто-то поговаривал, что коль дни старого ректора сочтены, он решил оставить у студентов добрую память о себе и не жаждал крови… И никто при этом не упоминал о Тамаре. Куприянов все рассчитал правильно: фамилию девушки, за честь которой вступился Алексей Радченко, не знал даже декан. Хотя скорее всего догадывался.
Ближе к вечеру Тамара оделась и вышла на улицу к телефону-автомату. Набрав домашний номер родственников, она для приличия поболтала с тетей Ниной и лишь затем попросила к телефону ее мужа.
— Спасибо вам огромное, — поблагодарила она. — Если бы не вы… Дядя Женя, можно, я вас еще о чем-то попрошу?
— И кто заболел на этот раз? — насторожился тот.
Замерев на секунду, Тамара улыбнулась:
— Слава Богу, никто. Дядя Женя, я надеюсь… вирус никому не передастся? За родственников переживаю: папа с мамой, тетя Нина… Надо бы их поберечь.
Спустя секунду из трубки послышался хохот:
— Ну, молоток! Договорились! Смотри, сама не чихай.
— Спасибо, дядя Женя. Я вас очень люблю и уважаю. До свидания, — попрощалась она и повесила трубку.
Вернувшись в комнату, Тамара присела за письменный стол, вытянула нижний ящик и из глубины его достала маленького плюшевого котенка. Стряхнув пыль с симпатичной мордашки, она долго крутила его в руках и чему-то улыбалась. Затем посадила его в центр книжной полки над столом, встала и не колеблясь вышла за дверь.
В это же самое время, словно очнувшись после двухчасового забытья, когда он пытался проанализировать и осмыслить все произошедшее в жизни за последние сутки, Алексей вскочил с кровати, схватил ключ от комнаты и решительно направился на шестой этаж.
Столкнувшись на плохо освещенной лестничной площадке между этажами, они на секунду замерли, посмотрели друг другу в глаза и сделали одновременно шаг навстречу.
— …Как тебе пришло в голову обратиться к Евгению Ивановичу? — крепче прижимал к себе Алексей начинавшую зябнуть Тамару.
Спрятавшись от любопытных глаз на самом последнем этаже, где жили аспиранты и командированные, перепрыгивая с события на событие, они третий час рассказывали друг другу, что же на самом деле происходило вчера, месяц, полгода назад, делились при этом своими чувствами и впечатлениями.
— Это был единственный выход. К тому же он сам просил тебя за мной присматривать.
— Все равно я виноват. Ведь видел, что Филевский навеселе, мог бы отложить разговор… А так, получилось, только масла в огонь подлил… Покажи-ка…