Плоскость морали
Шрифт:
— Вот там сначала посмотри, Валье, где ветка сломана.
— Но разве утопленник… он на дне? — растерянно спросил Дибич Вельчевского. — Мне казалось, что тело… ведь его несёт по воде…
— По течению реки недолго несёт, — кивнул Вельчевский, — а в пруду утопленник быстро идёт ко дну и остаётся там, пока лёгкие не заполнятся водой. Вскоре внутри трупа накапливаются газы, и оно всплывает на поверхность. Но тут не в утоплении дело. Убийца мог столкнуть живую девушку с моста, а мог задушить жертву и только потом бросить тело в воду. Картина будет разная.
Дибич в ужасе отвернулся. Его убивало то, как спокойно и уверенно эти люди говорят о смерти Элен.
Между тем, Валериан раз за разом исчезал под мостом, обшаривал всё вокруг, но не находил тела. Вода в пруду сильно помутнела, по воде шла нервная рябь.
Неожиданно Дибич услышал:
— Жюль, здесь. Кажется, нашёл.
Дибич вскочил. Вельчевский бросился к мосту, подошёл ближе к Нальянову, готовый помочь. Но Валериан сказал, что вытянет тело на берег, так проще, и поплыл к тому месту рядом с мостом, где стоял Андрей Данилович.
Вениамин Осипович и Юлиан торопливо спустились с мостков и стали на берегу рядом с Дибичем. Вода у берега не была замутнена, виднелось дно. В двух саженях от берега Валериан достал ногами отмель и стал в воде по пояс. Он волок за собой тело, и там, где ступали его ноги, со дна подымались, мутя воду, голубоватые разводы ила. «Нет, нет, не может быть», уверял себя Дибич. Он был внутренне уверен, что на берег будет извлечено что угодно, только не тело той, о которой он грезил. «Это не она, не может быть…»
Валериан тем временем появился из воды по пояс, он подхватил утопленника на руки и, взрывая вокруг себя желтоватые буруны воды, вынес на берег тело Елены Климентьевой. Она походила на фарфоровую кукл — безольно висящими руками и маленькими босыми ножками, бледно-розовыми и нежными.
Глава 18. Офелия, о, нимфа…
Нелепо спорить с убийцей о его праве убивать людей.
У Дибича помутнело в глазах, и в мутном тумане перед ним промелькнуло лицо Юлиана Нальянова — лицо падшего ангела, искажённое зловещим ликованием и изуверской улыбкой палача, а также бледное, странно испуганное лицо Валериана и затылок Вельчевского, бросившегося на помощь младшему Нальянову. Потом всё погасло. Он рухнул на траву.
Нальянов заметил обморок Дибича, лишь когда тот упал рядом. Но не бросился на помощь, а, не отводя взгляд, смотрел на брата. Потом, быстро опомнившись, он послал Вельчевского за носилками и доктором.
— И попросите тётю распорядиться, чтобы брату приготовили горячую ванну.
Вельчевский исчез, а Нальянов, перешагнув через Дибича, набросил на плечи брата куртку и оттолкнул его в глубину парка — под сень ивовых ветвей.
— Ты, что, с ума сошёл?
Валериан казался усталым и поникшим. Намокшие на концах волосы стекали по его лбу и плечам прозрачными слезами.
— Я видел твоё лицо.
— Причём тут лицо? Над лицом я не властен, но над собственными деяниями — вполне. Выбрось из головы.
Валериан вцепился в отворот рубашки брата.
— Ты виделся с ней ночью. Я видел. Зачем она приходила? Что ты сказал ей?
Юлиан опустил голову и, не отрицая ночного визита Климентьевой после убийства подруги, отчеканил:
— Она спрашивала, знаю ли я, кто убил её подругу? Я ответил, что в таких случаях подозреваю всех, даже её. Она поинтересовалась, серьёзны ли были мои отношения с убитой, раз она провела ночь в моем доме? Я сказал, что не каждый, кто провёл ночь в моем доме, обязательно провёл её со мной. При этом посоветовал ей как можно скорее вернуться в Петербург. Мы поговорили об убитой, Елена… задала ещё несколько вопросов, после моих ответов появилась княгиня Белецкая и они обе ушли в дом Ростоцкого.
— Поклянись Богом и жизнью, что ты ни при чём, — он заметил движение брови Юлиана и резко добавил, уточнив, — моей, моей жизнью поклянись.
— Клянусь, — веско отрубил Юлиан и, заметив, как смягчилось и оттаяло лицо Валериана, ядовито добавил, — это каким же Каином ты меня считаешь, а?
Но Валериан только покачал головой.
— Прости, ты напугал меня.
Юлиан сразу заметно расслабился.
— Полно, чего уж там. Пошли делом заниматься. О, мой дорогой Андрэ приходит в себя. — Дибич и вправду зашевелился. — Где коньяк?
— У тебя в левом кармане.
— А, ну да, вот он…
Дибич действительно пришел в себя и чуть поднял голову. Он уже некоторое время назад начал воспринимать и слышать, увидел братьев Нальяновых, потом оба подошли к нему. Но сил подняться не было. Он ощутил на губах обжигающий вкус коньяка, с помощью Валериана сумел сесть на траве. При этом Юлиан Нальянов не стал, к удивлению Андрея Даниловича, глумиться над его состоянием, а, напротив, вынув из кармана большую лупу в золотой оправе, начал внимательно изучать шею утопленницы и сновал вокруг трупа.
— Странно, — отрывисто бросил он наконец. — Очень странно…
— Вы… — Дибич внимательно слушал Нальяновых, — вы полагаете, это самоубийство?
— С чего бы, дорогой Андрэ? — продолжая осматривать тело, спросил Юлиан.
— Она… она любила вас, а вы отвергли её.
— И что?
Дибича снова разозлило, что «холодный идол морали» даже не считает нужным отрицать любовь к нему убитой.
— Это вы виноваты в её смерти. Вы…
Это обвинение ничуть не задело «холодного идола морали».