Плоть (авт. сборник)
Шрифт:
Пожалуй, Вестерн и сам понял это после того, как подобная мысль впервые пришла ему в голову.
Он должен был прийти к выводу, что создание искусственных тел вызовет гораздо меньше возражений. И, если эмс был взрослым, ему будет предоставлено взрослое тело, даже лучше, чем было в прошлой жизни, а если был ребенком, то и переселен будет в детское тело.
Но нельзя возвращать к жизни идиотов, умственно больных и неисправимых преступников. Или можно? Идиот становится идиотом вследствие нарушения биохимических процессов
Да, все это можно выяснить только опытным путем.
Но мир и без того сейчас перенаселен. Куда же девать всех этих воскрешенных к жизни покойников?
Вестерн должен был обратить внимание на этот аспект проблемы. И, вероятно, он намеревался сохранить свои исследования в тайне, открываемой только избранным. Да, пока создание искусственных тел не налажено, пришлось бы пользоваться ворованными телами, но это очень рискованно. Хотя риск этот с лихвой оплачивался богачами и влиятельными лицами, жаждущими получить бессмертие. Но когда на рынок будут выброшены искусственные тела…
У Карфакса не было сомнений в том, что лет через сто Вестерн осуществлял бы тайный контроль над всем земным шаром. Он и его приспешники претворили бы в жизнь мечту, которая вдохновляла авторов несметного количества фантастических романов — мечту о власти над всем миром.
Властелин мира… Самый богатый человек шаг за шагом стал бы владельцем всех предприятий, осуществлял бы полный контроль над смертью, убирая неугодных и ставя на их место (вернее, в их тела) своих людей…
Ему даже не надо было бы спешить, устраивая все это. Временем он бы располагал поистине безграничным.
Нет. Краткое мгновение небрежности поставило крест на всех его начинаниях. Электричество равнодушно к положению человека, его богатству и замыслам. Оно выбирает путь наименьшего сопротивления.
Да, Вестерна не стало. Но мир уже никогда не будет таким, каким был раньше. Причиной тому является возможность сооружения «Медиума».
Автобус подкатил к перрону, и Карфакс увидел улыбающуюся Патрицию. Никогда еще она не выглядела такой красивой.
XXIII
По пути домой Патриция засыпала его градом вопросов. В конце концов, он даже попросил ее дать ему возможность ответить на предыдущий вопрос прежде, чем она атакует его следующим. Патриция только расхохоталась — как он может не понимать ее состояния?
— Все прекрасно, — сказал он. — Только смотри, пожалуйста, на дорогу. Было бы очень некстати, выйдя невредимым из всего этого кошмара, погибнуть в глупой дорожной катастрофе.
— Я действительно очень возбуждена, — улыбнулась она. — Может, лучше тебе сесть за руль?
— Нет. Просто постарайся успокоиться. У нас впереди уйма времени обсмаковать все до мельчайших подробностей.
Через пять минут они уже стояли у двери. Патриция все никак не могла справиться с ключами.
— Я так волнуюсь! — виновато посмотрела она на него. — Даже пальцы не слушаются. Ну вот, наконец-то.
Он поставил чемодан перед лестницей на второй этаж и сразу направился к бару. Там стояла вазочка с кубиками льда, портвейн, виски, водка, джин, темное пиво и два бокала.
— Ты, должно быть, пригласила с десяток гостей, — рассмеялся он, положил себе в бокал кубик льда и налил виски.
Патриция стояла посреди комнаты, глядя на него с явным удивлением.
— Так где же гости?
Она, наконец поняла, что он шутит?
— Вечно ты стараешься разозлить меня, Гордон! Никаких гостей, разумеется, не будет. Я просто произвела инвентаризацию наших запасов спиртного. По твоей, кстати, просьбе. И, по правде говоря, мне казалось, что первое, что ты сделаешь — это схватишь меня, а не виски.
Он рассмеялся.
— Решай сама, что раньше. Так постель или отчет?
Она села и вынула из сумки пачку сигарет.
— Отчет, разумеется.
— Браво.
Патриция сделала глубокую затяжку, выдохнула дым и невинно поинтересовалась:
— Ты не будешь возражать, если я пропущу рюмочку, дорогой?
— Ради бога!
Он налил ей портвейн и, подавая бокал, склонился к ее губам. Губы оказались настолько жадными, что ему пришло в голову, что допрос с пристрастием можно отложить и на потом. Хотя нет. Она, конечно, изголодалась по сексу, но ему бы не хотелось, чтобы мысли ее в постели были заняты Вестерном.
Карфакс сел рядом с ней, вдохнул исходящий от бокала аромат, пригубил, ойкнул от удовольствия и опрокинул грамм тридцать.
— А теперь, — сказал он, — начнем обо всем по порядку с самого начала.
Она молча выслушала его и, когда он закончил, произнесла:
— Это, наверно, было ужасно. Я имею в виду зрелище разложившегося тела. Но все же мне его жалко, хотя он и был самым гнусным на свете негодяем.
— Запах от него был еще хуже, чем вид. Кажется, это зловоние исходило и тогда, когда он был еще жив.
— Ну что ж. На этот раз он уже не вернется. Так что выпьем за упокой его души, где бы она не находилась.
— Еще лучше — за то, чтобы он всегда оставался там, где находится сейчас, — поправил ее Карфакс. Выпил бокал до дна, закашлялся, вытер слезы и встал. — Идем. Я не в состоянии больше терпеть.
— Уверена, что это — лучший способ отпраздновать, — улыбнулась она и тоже встала.
Он взял ее руку и повел наверх.
— Должно быть, ты на самом деле исстрадалась, бедненькая, — заметил Карфакс некоторое время спустя. — В первый раз за все время исцарапала мне спину. Когда ты это делала, я совсем не возражал, но теперь спину изрядно печет.