Плоть и кровь
Шрифт:
В верхнем ящике бюро Майло обнаружил аккуратно сложенную одежду, салфетки, глазные капли, коробку одноразовых контактных линз, шесть упаковок презервативов и расчетную книжку вашингтонского взаимно-сберегательного банка.
– Четыреста долларов, – сказал он, пролистывая страницы книжки. – Самая крупная сумма на счету в этом году – полторы тысячи. – Майло пробежал страницу глазами несколько раз. – Каждые две недели кладет девять сотен. Судя по всему, зарплату. Пятнадцатого числа каждого месяца снимает шестьсот баксов – арендная плата – и тратит около восьмисот. Оставляет сотню в месяц на черный день, но в итоге тратит и ее тоже.
– Скудный бюджет. Тяжеловато ему будет оплачивать аренду самостоятельно.
Майло нахмурился и положил книжку на место.
– Теперь у него имеется уважительная причина, чтобы съехать отсюда подальше.
– Подозреваешь его? Помню, ты спрашивал, что он делал в предполагаемое время убийства.
– Особых причин для подозрений нет. Но и не подозревать я тоже не могу. Он последний, кто видел Лорен живой. А это всегда дает дополнительный повод для размышлений.
Детектив открыл шкаф и окинул взглядом отглаженные джинсы и брюки, две пары черных слаксов, несколько голубых рубашек вроде той, в которой Салэндер был сегодня в баре, черный кожаный пиджак. На полу стояли черные ботинки, коричневые мокасины, кроссовки и пара желто-коричневых полуботинок. На верхней полке ничего не лежало, так что в шкафу оставалось еще много свободного места.
– Ну ладно, – сказал Майло, – теперь приступим к основному.
Комната Лорен была в полтора раза больше, чем у Салэндера. Ощущение свободного пространства подчеркивали голый дубовый пол, бледно-желтые стены и узкая односпальная кровать без изголовья. По обе стороны от белого комода с тремя ящиками стояли низкие книжные шкафы из тикового дерева. Они немного покосились, что указывало на самостоятельную сборку мебели. Все полки были забиты книгами в твердых переплетах.
Рядом с кроватью располагался стол, тоже из тикового дерева, с маленькими ящичками. Майло начал с них и быстро нашел то, что искал.
– Счет в брокерской фирме Смита Барни, в Сиэтле.
– Не хотела, чтобы о ее финансовых делах знали посторонние? – спросил я, решив, что Лорен умела неплохо хранить секреты.
Майло перелистывал страницы, проводя пальцем по колонкам цифр.
– Кое-какие наличные она держала на валютном рынке, остальное – в высокопродуктивных инвестиционных фондах. Ну-ка, ну-ка, вы только посмотрите, это вам не наш маленький Энди. Она отложила триста сорок тысяч с мелочью за... за четыре года, около того. Первый вклад – сто тысяч, четыре года назад, в декабре. В последующие три года – по пятьдесят тысяч. В последний раз – три недели назад. Неплохо, тебе не кажется? Интересно, откуда они взялись?
«Мне всегда платят хорошие чаевые».
Детектив открыл другой ящик.
– Давай посмотрим, не хранит ли Лорен здесь письма из налоговой инспекции. Интересно узнать, как она называет свою трудовую деятельность.
Он нашел скрепленную пачку квитанций "Визы-голд". Пока Майло их перебирал, я смотрел через его плечо.
Это были квитанции за последние полгода. Каждый месяц Лорен делала всего несколько покупок: в супермаркете и на заправках, в университетском книжном магазине. Плюс счета из дизайнерских бутиков, которые составляли девяносто процентов ее затрат. Одевалась для работы...
Из отелей или мотелей счетов не было. Это могло означать, что она расплачивалась наличными, дабы не оставлять следов. Или кто-то другой платил за ее время и комнату.
В нижнем ящике лежала еще одна пачка квитанций.
– Почти сплошь кашемировые свитера. Все аккуратно собрано за последние четыре года. Похоже, она сама их складывала. Раньше – ничего. Словно жизнь началась, только когда ей исполнилось двадцать один.
Майло просмотрел налоговые документы.
– Она называла себя фотомоделью и студенткой. Пользовалась льготами на книги, одежду и обслуживание автомобиля.
Вот и все. Ни студенческих займов, ни скидок на медицинское обслуживание. Про научное исследование тут тоже ничего не сказано. Каждый год в течение последних четырех она декларировала доход в пятьдесят тысяч и смогла превратить их в триста сорок тысяч.
– Доход в пятьдесят тысяч, – сказал я. – И она умудрялась инвестировать каждый цент?
– Да, неплохо, а?
Стерджис направился к шкафу и открыл дверцу. На вешалках теснились шелковые платья и блузки, брючные костюмы различных цветов, кожаные и замшевые жакеты. Две шубы, одна – короткая и серебристая, другая – длинная и черная. Около тридцати пар туфель.
– "Версаче", – читал Майло на бирках, – "Вестимента", "Дриз ван Нотен", "Москино", "арктическая серебристая лиса" от "Нейман". А эта черная... – Он нашел бирку на черной шубе. – Натуральная норка. Из магазина "Мутон" на Беверли-драйв. Дай-ка мне квитанции... Если верить им, Лорен тротила на шмотки тысячу в месяц – меньше, чем стоит каждая из этих вещиц. Выходит, у нее еще были наличные, о которых она предпочитала не упоминать в декларации.
Он закрыл дверцу шкафа.
– В список ее хобби можно прибавить уклонение от уплаты налогов. Скопить больше трехсот тысяч к двадцати пяти годам – это не шутка. Правильно ее мать говорила – она сама о себе заботилась.
– Первый вклад на сто тысяч и три ежегодных взноса по пятьдесят – получается двести пятьдесят тысяч. Откуда же взялись остальные? Удачно вложила в акции?
Майло вновь уткнулся в бумаги, провел пальцем до низа страницы.
– Да, похоже на то. Девяносто с половиной тысяч вложены в акции и стоят в графе "Долгосрочный прирост капитала". Видимо, наша девочка неплохо разбиралась в игре на бирже.
– Это могло бы объяснить ложь насчет работы в университете, – сказал я и почувствовал неприятное посасывание под ложечкой. – Когда ее арестовали в Рино, она звонила отцу с просьбой дать ей деньги для внесения залога. Утверждала, что находится на мели в тот момент. А через два года положила на счет сто тысяч.
– Трудилась не покладая рук. Воплощенная американская мечта. А к матери не обратилась за помощью, потому что та сама еле концы с концами сводила.
– Кроме того, как прилежная дочь, не хотела лишний раз волновать маму.