Плоть и кровь
Шрифт:
Майло молчал до самого Малхолланда.
– А как Лорен могла узнать?
На этот вопрос у меня пока не было ответа.
Майло начал дергать себя за мочку уха. Достал сигарету. Попросил зажечь ее, затянулся и выпустил клуб дыма из окна.
– Что ж, – сказал он наконец, – будем надеяться, Джейн сможет пролить свет на эту тайну. Я рад, что ты со мной. – Стуржис ехидно улыбнулся. – Здесь чувствительность психолога будет нелишней.
Мы подъехали к воротам особняка Эбботов около четырех часов дня. И синий "мустанг",
– В прошлый раз он был подсоединен к автоответчику, – сказал детектив. – Машины здесь, а дома – никого?
– Это подтверждает нашу догадку, – сказал я. – Они уехали, вызвав такси.
Он нажал на звонок в третий раз, без особой надежды.
– Пойдем поговорим с соседями. – И повернулся, чтобы уйти.
Мы были уже около машины, когда в домофоне раздался голос Мэла Эббота:
– Пожалуйста... нет... это...
Затем опять пошел гудок.
Майло осмотрел ворота, задрал брюки и взялся за железные прутья ворот. Только я оказался проворнее.
Глава 22
Мы побежали к входной двери. Я подергал ручку – заперто. Майло заколотил в дверь, позвонил в звонок.
– Мистер Эббот! Это полиция!
Ответа не последовало. Пространство справа от дома закрывала живая изгородь из фикусов. Слева мощеная тропинка с азалиями по краям вела к кухонной двери. Та оказалась тоже заперта, зато окно рядом с ним оставили наполовину приоткрытым.
– Сигнализация вроде не тронута, – пробормотал Майло. – Жди.
Достав пистолет, он побежал за дом и вернулся через некоторое время.
– Следов взлома не видно... Все же здесь что-то не так.
Стерджис засунул пистолет обратно в кобуру и прокричал в окно:
– Мистер Эббот? Вы дома?
Тишина.
– Так, панель сигнализации отключена, – сказал Майло, посмотрев на боковую стену. – Давай, подсади меня.
Я сложил руки и на секунду почувствовал на них весь его немалый вес. Потом он подтянулся и исчез в окне.
– Оставайся здесь. Я проверю, что происходит.
Я ждал, прислушиваясь к тишине пригорода, стараясь внимательно осмотреть задний двор особняка: край бассейна с голубой водой, плетеная мебель, древние деревья, скрывающие соседний участок, лужайка покрыта зеленой тканью и подготовлена для внесения удобрений. Кто-то планировал устроить по весне зеленый газон.
Восемь минут прошло, десять, двенадцать. Почему его нет так долго? Вернуться к машине и позвать на помощь? Но что я скажу диспетчеру?
Пока я раздумывал, кухонная дверь открылась, и Майло кивнул мне, чтобы я зашел. Под мышками у него проступили пятна пота. Лицо было бледным.
– Что случилось?
Вместо ответа детектив повернулся ко мне спиной и повел через кухню. Столешницы из синего гранита были пустыми, только одиноко стоял пакет апельсинового сока. Мы быстро прошли через кладовую, мимо картин в столовой. Майло пронесся по гостиной, где тускло сверкали награды Мэла, и взбежал по лестнице. Я следовал за ним.
Где-то на середине пути я услышал хныканье.
Эббот сидел на кровати, опершись на голубые подушки, лысая голова отражала свет от люстры, из впалого рта сочилась слюна.
Несмотря на огромные размеры комнаты, воздух был затхлый. Декоратор явно пытался воссоздать, хоть и неудачно, атмосферу Версальского дворца: золотисто-желтые плюшевые ковры на полу, на окнах – причудливо задрапированные алые с золотом гардины с массивными кистями, стилизованная под французскую старину мебель.
Кровать была такого громадного размера, что, казалось, она вот-вот поглотит Эббота. На ней лежало множество атласных подушек, еще несколько валялось на полу. На потолке – люстра из матового стекла, украшенная бронзовыми завитками и разноцветными стеклянными птицами. Небольшая картина Пикассо висела в изголовье рядом с темным пейзажем – не исключено, что кисти Коро. В одном из углов стояло сложенное инвалидное кресло.
Пучки белых волос Мэлвилла Эббота, мокрые от пота, приклеились к затылку. Глаза производили впечатление пустых и испуганных, ресницы слиплись от слез. На нем была шелковая красно-коричневая пижама с белыми отворотами. На запястьях полицейские наручники.
Слева от Мэла, в нескольких футах от кровати, золотистый ковер покрывали коричневые пятна. Самое большое пятно расплылось рядом с телом Джейн Эббот.
Она лежала на боку, вытянув вперед левую руку, пепельные волосы разметались по полу. Серебристый пеньюар немного задрался, обнажив гладкие ноги и краешек черных трусов. Женщина была босиком, розовые ногти выделялись не к месту яркими пятнами. Ее плоть уже начала сереть, на лодыжках и запястьях появились лилово-зеленоватые отеки там, где скапливалась переставшая циркулировать кровь.
Глаза Джейн были полуоткрыты, веки опухли и посинели. Из широко открытого рта свисал серый язык, больше походивший на садовую улитку. Одно рубиновое отверстие зияло на ее левой щеке, второе – на левом виске.
Майло показал на пол, рядом с ночным столиком. Там лежал пистолет, похожий на его девятимиллиметровое табельное оружие. Стерджис вынул обойму из кармана брюк, потом снова убрал ее.
– Когда я зашел, он держал пистолет в руках.
По лицу Эббота нельзя было сказать, слышит ли он, и если слышит, то понимает ли наши слова. Слюна текла по его подбородку, и старик что-то пробормотал.
– Что вы говорите, сэр? – Майло подошел ближе к кровати.
Глаза Мэла закатились, потом он снова открыл их, хотя взгляд не был сфокусирован.
– Он направил эту игрушку на меня, и я его чуть не прикончил. А когда он меня рассмотрел, то опустил пистолет. Я пытался выяснить, что произошло, но он только пускает пузыри. Судя по ее виду, Джейн мертва уже несколько часов. Я не буду допрашивать старика, пока не придет адвокат. Скоро подоспеет и местная полиция.
Мэл Эббот застонал.
– Потерпите, сэр.