Плоть и серебро
Шрифт:
— Пытаюсь. Факт тот, что мы уже утонули. Когда впервые появились проблемы и стали доходить вести, что наш первый посев будет и последним, по крайней мере на время, я выходил из себя. Теперь я рад. Иисус умел исцелять и был распят за свои хлопоты. Вас, ребята, еще никто не вздергивал на столб, но меня не удивит, если в конце концов до этого дойдет.
Сал вышел из-за стола и стал расхаживать по кабинету. Марши сидел, развалившись в кресле, и терпеливо ждал. Он знал, что Сал к чему-то клонит. Может быть, к новым плохим вестям.
— Это меня по-настоящему
— Это, наверное, к лучшему. — Видишь, и Марши тоже может преуменьшать. Так, теперь к тому, чего он сильно опасается. — Я слышал, что Сара-Лин Нефф, Джозия Два Дерева и Грейс Накамура покончили жизнь самоубийством. Это правда?
Три из тридцати пяти. Не назовешь положительной тенденцией.
Лицо у Сала обвисло, с него исчезла злость.
— Правда. И Иван Колинский тоже.
Четыре. Марши грустно покачал головой:
— Это были чертовски хорошие доктора.
Иван был неисправимым любителем грубых шуток. Однажды он «одолжил» один из протезов Джозии, когда тот оперировал, и заменил его шоколадкой в фольге. Какое было у Джозии лицо…
Легче было представить себе, что он притворяется мертвым, чем на самом деле мертв. Эти четверо — да и все тридцать пять — были так полны жизни, так излучали энергию и идеализм. Так преданны Клятве Целителя и врачеванию, что рискнули всеми своими надеждами на переднем крае медицины. Да, рискнули — и стали в этом процессе чужими ей.
— Лучшие, — согласился Сал грустным голосом. — Хуже всего смерть Ивана. — Он прикрыл глаза. — Частично это наша вина. Мы его привезли сюда, когда он ввел себе почти смертельную дозу наркотика на станции Кассандра. Пришлось заставить его перестать практиковать. Он стал слишком много ошибаться, чтобы можно было ему доверять.
Бофанза посмотрел на свои руки, будто видел на них кровь Ивана.
— Он ввел себя в транс, отложил протезы и остановил свое сердце. Оставил записку. Там говорилось, что способ, которым он должен был практиковать, убивал его по капле, но без него он ничего не стоит и ему не для чего жить.
Он поднял глаза на Марши, влажные и полные муки.
— Он сказал, что знает, почему мы заставили его прекратить, и не винит нас. Он… он нас благодарил.
— У вас не было выбора, — подсказал Марши, хотя знал, что никакие слова не облегчат боль Сала.
Старый друг молча кивнул, потом сказал:
— Это убивает вас всех. И я это знаю.
Марши заставил себя сесть прямо.
— Да, и это знание грызет тебя заживо. Но я сомневаюсь, что ты вызвал меня лишь для того, чтобы мы с тобой сравнили наши ложа из гвоздей. Что случилось?
Сал с видимым облегчением сменил тему. Он присел на угол стола, принимая серьезный и деловитый вид.
— Медуправление выдвинуло идею, которая может оказаться лучшим выходом из безнадежной ситуации. Каждому из вас будет придан быстроходный курьерский корабль ККУ ООН, личный корабль. Больше не будет зависимости от расписания регулярных рейсов. Корабли полностью автоматизированные. Мы на этом конце будем обеспечивать снабжение и разработку маршрутов. Понимаешь, Медуправление согласно, что ваше умение слишком ценно, чтобы расходовать его зря. То, что вы умеете, все еще требуется…
— В отличие от нас. — Марши мысленно взвешивал идею. — Таким образом мы обслужим больший регион. Владение собственным кораблем даст нам хотя бы иллюзию, что у нас есть свой угол, так?
Он смотрел, как старый друг ответил кивком, и постарался изо всех сил рассматривать только позитивные стороны этой идеи.
— Может быть, это даже улучшит нашу репутацию. Мы будем в постоянном движении ради служения благой цели, а не потому, что нас любят как ленточных глистов. Мы будем как «скорая помощь», вылетающая по вызову в медвежьи углы. — Он пожал плечами. — Почему бы и нет? Хуже от этого быть не может.
Напряженное лицо Сала наклонилось ближе:
— Это все равно не будет просто. Но корабли достаточно просторны для двоих…
Он не закончил фразу, оставив очевидное следствие болтаться, как крючок с наживкой.
Марши фыркнул:
— Значит, мне будет куда вытянуть ноги. — Он понизил голос и посмотрел Салу прямо в лицо. — Таким образом, мы признаем, что превратили себя в специализированное медицинское оборудование, которое подлежит доставке с места на место на основе ротации.
— Нет, черт побери, это неправда! — отрезал Бофанза. — Ты целитель, Гори! И чертовски хороший целитель! Ты и прочие бергманские хирурги были самыми талантливыми, самыми преданными делу врачами…
— Были — правильное слово, Сал. — Марши говорил мягко, но со стальной уверенностью. — Я был доктором. Я помню, как это было. Доктора не вызывают кошмаров у пациентов. При случайном взгляде на доктора пациенту не грозит смерть. Доктора лечат людей. Я годами не вижу своих пациентов. Это не люди, это случаи. Болезни. Травмы. Ранения. Бессознательные поломанные машины из плоти. — Он ударил себя в грудь. — Я знаю, кем я стал. Просто механиком по мясу. Вот и все.
— Нет, — упорно возразил Сал. — Это неправда.
— Чушь! — заорал Марши, хлопнув ладонями по подлокотнику кресла с такой силой, что треснул облицовочный пластик.
Он понял, что злится, но не на Сала, у которого было своих хлопот достаточно и без того, чтобы превращать его в боксерскую грушу для сброса эмоций.
— Извини, — сказал он, вставая, чтобы положить серебристую руку на плечо Сала. — Это не на тебя я злюсь. Просто на то, как все обернулось.
— Имеешь право, — слабо отозвался Сал.