Плоть
Шрифт:
– Вы обе, наверное, девицы. Иначе бы не были почти голыми. Как же это я прошел мимо вас прошлой ночью?
– Для первой ночи мы были недостаточно красивы.
– Судьи, видно, ослепли, – взревел, негодуя, Стэгг. – Вы две самые красивые и желанные девушки, которых я когда-либо видел.
– Спасибо тебе. Говоря честно, наша внешность не виновата в том, что нас не избрали невестами Героя-Солнце, сир. Мне страшно даже думать о том, что может случиться, если меня подслушают жрицы. Но правда в том, что если родители богаты и имеют связи, то такую девушку изберут невестой скорее, чем даже очень красивую.
– Тогда почему же вас приставили в мое окружение?
– Мы заняли второе место на конкурсах Мисс Америка, сир. Быть в вашем окружении тоже великая честь, хотя и не такая, как дебютировать в Вашингтоне. И мы надеемся, что сегодня ночью в Фэйр Грэйс…
Обе смотрели не него, широко открыв глаза, тяжело дыша от вожделения. Их губы и соски набухли ожиданием.
– Зачем же ждать ночи?
– Обычно не принято начинать до начала праздника, сир. К тому же большинство Героев-Солнце приходят в себя после предыдущей ночи только к вечеру…
Стэгг расхохотался.
– Я – Герой Солнце, какого у вас еще не было. Я подлинный Стэгг.
Он сгреб обеих девушек и на руках понес в шатер.
6
Черчилль отпрянул назад и попытался пустить в ход ноги, чтобы выбить еще пару зубов. Но удар кирпичом не прошел даром, и он едва поднял ногу.
Увидев угрожающее движение Черчилля, беззубый отскочил назад. Но поняв его беспомощность, он решительно бросился вперед, целясь ножом в солнечное сплетение.
Раздался крик, и невысокий человек оттолкнул Черчилля, рукой преградив путь к лезвию. Острие прошло насквозь через ладонь.
Это был Сарвант, который прибег к столь неуклюжему, но действенному средству, чтобы спасти друга от смерти.
На мгновенье все оцепенели. Затем другой моряк толкнул Сарванта так сильно, что тот упал на спину вместе с торчащим из руки ножом. Беззубый вырвал его из ладони и обернулся к первоначальной мишени. Прямо над ухом у него прозвучал пронзительный свист. Беззубый замер. Свистевший размахнулся длинной пастушьей палкой и огрел концом ее беззубого по шее.
Свистевший был одет в светло-голубое. Такими же были его совершенно невозмутимые глаза.
– Эти люди находятся под защитой самой Колумбии, – объяснил он. – Расходитесь сейчас же, если не хотите, чтобы вас через десять минут вздернули. И не думайте даже мстить людям после. Поняли?
Моряки не стали дожидаться развития событий и побежали.
– Я обязан вам жизнью, – поблагодарил Черчилль, все еще трясясь.
– Вы обязаны жизнью Великой Седой Матери, – ответил человек в голубом. – А ее пути и деяния неисповедимы. Я просто ее орудие. Еще четыре недели вы будете под ее покровительством. Будем надеяться, вы докажете, что достойны ее внимания.
Он взглянул на кровоточащую руку Сарванта.
– Думаю, вы обязаны жизнью и этому человеку. И хотя он тоже простое орудие Колумбии, он хорошо послужил ей. Идемте со мной. Мы исцелим руку.
Они последовали за человеком в голубом. Черчилль поддерживал стонущего от боли Сарванта.
– Вот этот парень шел за нами, – объяснил Черчилль. – К счастью для нас. И спасибо за то, что вы сделали, Сарвант.
Лицо Сарванта засветилось удовольствием.
– Я был счастлив сделать это для вас, Руд. И я бы сделал еще раз, даже зная наперед, что мне будет плохо. Сознание содеянного делает меня счастливым.
Черчилль не знал, что ответить на это, поэтому промолчал.
Они молча вышли из района гавани и подошли к храму, расположенному в глубине улицы. Проводник завел их в прохладное внутреннее помещение. Он что-то сказал жрице в длинном белом платье, которая повела Сарванта дальше в храм, а Черчилля попросила подождать, пока они не вернутся назад.
Он не возражал, так как был уверен, что у них не было дурных намерений, во всяком случае сейчас.
Почти час расхаживал он взад и вперед около больших песочных часов, стоявших на столе. В комнате было тихо, прохладно и полутемно.
Когда он переворачивал часы, появился Сарвант.
– Как рука?
Сарвант протянул ее к свету. На ней не было повязки. Отверстие было заклеено, и прозрачная пленка из какого-то вещества покрывала рану.
– Мне сказали, что я могу пользоваться ею для тяжелой работы даже сейчас, – восхищался Сарвант. – Руд, может быть эти люди и отсталые во многих отношениях, но что касается биологии, они не уступят никому. Жрица сказала, что эта тонкая пленка-псевдоплоть, которая будет расти и полностью затянет рану, будто ее и не было. Они сделали мне переливание крови, затем дали поесть, что, кажется, сразу придало мне силы. Но не даром, – закончил он, сделав гримасу, – они сказали, что пришлют мне счет.
– У меня такое впечатление, что эта культура не терпит лодырей и тунеядцев, – заметил Черчилль. – Нам нужно подыскать какую-нибудь работу и побыстрее.
Они покинули храм и на этот раз без происшествий вышли к берегу реки Потомак.
Гавань простиралась вдоль берега на добрых два километра. Некоторые суда были пришвартованы к причалам, многие стояли на якоре посреди реки.
– Перед нами панорама порта начала девятнадцатого века, – констатировал Черчилль. – Парусники любых типов и размеров.
Уверен, пароходов мы здесь не увидим, хотя неразумно полагать, что эти люди не умеют их строить.
– Запасы угля и нефти истощились задолго до того, как мы покинули землю, – заметил Сарвант. – Они могли бы жечь дрова, но у меня сложилось впечатление, что, хотя деревья здесь нередки, их не рубят без надобности. Очевидно, они утаивают это знание.
– Сила ветра пусть и не обеспечивает большой скорости, – добавил Черчилль, – но его всегда в избытке и он доставит куда нужно вовремя. Смотрите, какой красивый корабль идет сюда!