Плотские повести

Поляков Юрий Михайлович

Заметив ее упадочное настроение, любовник посоветовал вернуться в театр и дал живой легенде денег на «Чайку». Спектакль вышел грандиозный и безумно дорогой. Сцена представляла собой бассейн, заполненный водой, где плавали надувные лодки в форме огромных чаек. У каждого персонажа имелась своя лодка: и у Аркадиной, и у Треплева, и у Тригорина, и у всех остальных. Только у Нины Заречной, которую играла Лида, лодки не было, и она весь спектакль прыгала с одного плавсредства на другое. В этом-то и заключался, как говорится, главный художественный цимес. Щедро проплаченные критики

взорвались вулканом восторгов. После третьего спектакля Лида отказалась от роли.

–  Почему?
– удивился Эдуард Викторович.
– Всем так нравится!

–  Я - чайка? Нет, не то… - усмехнулась она.

Однажды он заночевал у нее после командировки, а когда утром зашел на кухню, Лида смотрела в окно.

–  Что-нибудь интересное?

–  Нет, все как обычно. Время содержанок.

–  О чем ты, Ли?

–  О том, что вижу. Раньше всех уезжают чиновники - в восемь. Потом - бизнесмены, около девяти. А сейчас двенадцать - час содержанок…

Эдуард Викторович выглянул в окно - и действительно: на широком дворе садились в машины, дружески приветствуя друг друга, сразу несколько молодых, длинноногих, дорого одетых девиц.

–  Ты тоже обычно выходишь в двенадцать?

–  Нет. Не хочется чувствовать себя содержанкой.

–  Никогда больше не произноси этого слова! Никогда. Ты не содержанка. Ты женщина, которую я люблю…

–  Конечно! Я женщина, которую ты любишь и содержишь…

–  Не надо так! Поверь, я очень хочу на тебе жениться. Но я не могу!

–  Я тебя никогда об этом не просила.

–  А почему ты не просишь?

–  Во-первых, потому что проситься замуж нелепо. Просятся собаки на двор…

–  А во-вторых?

–  А во-вторых, у тебя жена, дети. И я не собираюсь ломать твою жизнь.

–  Что же ты собираешься?

–  Собираюсь быть с тобой, пока нам хорошо вместе.

–  А если тебе станет со мной плохо?

–  Но ведь ты тоже уйдешь, когда тебе станет со мной плохо!

–  Мне никогда не станет с тобой плохо! Запомни это как следует!

–  Ну что ж, значит, я всегда буду твоей любовницей, а твоя жена будет твоей женой.

–  Да, моя жена всегда будет моей женой! Я поклялся.

–  Ты? Поклялся?! Это на тебя не похоже…

–  Ты просто плохо меня знаешь.

–  На чем же ты поклялся? На Библии или на контрольном пакете акций?

«Фу, как нехорошо!» - возмутилась Дама.

«Давай, Зольникова, дожимай!» - похвалила Оторва.

–  Остроумно!
– после долгого молчания проговорил Эдуард Викторович.
– Я поклялся здоровьем детей.

–  Зачем?

–  Я не могу тебе объяснить. Оля сделала для меня очень много. Она родила мне троих детей. А потом, после операции…

–  Она болела?

–  Да, очень сильно. После операции она сама предложила, чтобы я себе кого-нибудь нашел.

–  И ты нашел себе Ли?

–  Не сразу. Оля меня любит и хочет, чтобы я не испытывал никаких… проблем.

–  Ого! Значит, я не простая любовница…

–  В каком смысле?

–  Я разрешенная любовница. У тебя замечательная жена. Я восхищена! Это же настоящее агапэ!

–  Какое еще агапэ?

–  Греки называли так

жертвенную любовь.

–  Откуда ты знаешь?

–  В училище нам читали античную литературу. Я запомнила.

–  Значит, с Ласкиным у тебя было агапэ?

–  Нет, иначе я бы его не бросила - жалким и распадающимся… Дети здоровы?

–  Что? Да, конечно…

–  Ну и слава Богу! Она знает обо мне?

–  Знает. Она видела тебя на сцене.

–  Значит, как в анекдоте? Наша - лучше всех…

–  Ли, зачем ты так?

–  Я не Ли. Меня зовут Лидия. Запомни!

После этого объяснения Эдуард Викторович не показывался у нее две недели. И не звонил. Нинка, узнав от подруги про ссору, посерьезнела и сказала очень значительно:

–  А ведь ты его подсекла, кальмара этого! Теперь главное, чтобы не сорвался!

Нинка постоянно ездила на рыбалку с Рустамом и вся была в древнем искусстве ужения.

–  Не хочу я за него замуж!
– совершенно искренне воскликнула Лида.
– Я его не люблю…

–  А любовь-то тут при чем? Он должен на тебе жениться… Ты женщина или надувная кукла? А женщин мужики видят в нас только в тот момент, когда надевают кольцо на палец! До этого мы для них всего лишь более или менее удачная комбинация первичных и вторичных половых признаков. Поняла, Зольникова?

–  Что я должна понять?

–  Рожай от него - вот что! Чем богаче мужик, тем больше у него должно быть детей. Для справедливости!

–  Ни за что!

Благонамеренная Дама без устали твердила, что Лида не имеет права разрушать чужую семью и уводить мужа у жены и отца у троих детей.

«Ты должна с ним расстаться!» - требовала она.

Но Оторва тоже времени зря не теряла: «Зольникова, не будь дурой!»

Эдуард Викторович появился через две недели и подарил Лиде старинное кольцо с изумрудом. И все пошло вроде бы по-старому. Но это только на первый взгляд. Дама убеждала, что нужно или уйти от него, или смириться с жизнью на обочине чужого семейного счастья. Она посоветовала Лиде вызубрить все домашние праздники любовника и даже заставляла покупать подарки его жене и детям к дням рождения и именинам. Тем временем Оторва вела строжайший учет каждой неловкости или небрежности Эдуарда Викторовича, будь то чересчур нежный разговор с женой по телефону в ее, Лидином, присутствии или два выходных дня, проведенных им в семье. (По молчаливому уговору суббота принадлежала любовнице, а воскресенье - супруге.) Оторва научила Лиду изображать в постели страстное исступление с последующим тихим отчаянием: вот, мол, ты сейчас уедешь к ней, а я, а я, а я…

«Может, заплакать?» - советовалась Лида.

«Ни в коем случае!
– предостерегала Оторва.
– Наоборот, надо встать с постели и сразу превратиться в чужую, в абсолютно чужую! Чтобы он смотрел на своего полпреда и спрашивал: «Парень, а может, это все нам с тобой приснилось?»

«Да ну тебя!»

«Не «да ну», а делай, что говорят!»

«Как?»

«А это уж ты сама придумай - как!»

И она придумала: когда потом они ужинали, Лида заставляла себя вспоминать Севу Ласкина, еще здорового, нежного, неутомимого.