Плутоний для «Иисуса»
Шрифт:
Марк с испугом почувствовал, что девчонка таки добилась своего — он испытал острый укол возбуждения. Нет, нельзя! Также нежелательно, чтобы она поняла, что это самоограничение вызвано нравственными причинами. Бандит не может быть нравственным. А он для Ольги бандит.
Марк мягко опустил ладонь на ее голое, острое от юной худобы плечо и сказал:
— Видишь ли, малая, у меня принцип — кто, когда и куда, я решаю сам. Ты мне очень понравилась, только давай перенесем нашу теплую встречу на тогда, когда мы сами этого захотим, а не когда Робинзон шо-то придумает. Твой отец кто? — неожиданно спросил Марк.
— Копытов Федор Федорович.
— То есть Копыто?
— Да, а что?
— Ничего! Должна батьке помогать, если такая ранняя, а ты какого-то слушаешь!
— А че ты на меня наезжаешь?! Сам ваще из деревни, а меня учишь!
— Я тебе добра желаю, глупая! Сейчас провожу тебя домой, а завтра, после сходняка, если не передумаешь!..
— Точно?
— Век воли не видать! — вспомнил Марк старинную воровскую клятву.
На Ольгу она не произвела впечатления, наверное, теперь клялись по-другому. Но суть она уловила сразу:
— Значит, завтра вечером?
— Шоб я сдох!
Все с той же обезоруживающей Марка непосредственностью Ольга оделась, подкрасила губы, навела прочий марафет.
— Тебя проводить?
— Не надо, — отмахнулась она. — Там меня «вольво» ждет с двумя гориллами, довезут.
— Уверена?
— Куда они денутся? Для них Робинзон страшней черта!
Марк, как вежливый, но немножко ленивый кавалер, проводил Ольгу до лестничной клетки, позволил чмокнуть себя в щеку в опасной близости от губ, помахал на прощанье рукой и скрылся за дверью своей квартиры. Но плотно ее не закрыл, словно чувствовал, что столь безмятежное расставание никак не подходит для стиля Ольги Копытовой, непутевой дочери Феди Копыто, который за украденный бывший в употреблении носок способен ухо отрезать. А уж за свою дочь!..
Вскоре Марк понял, что не ошибся, когда решил проследить путь девчонки до машины и далее, как она собиралась, домой. По всей видимости, у ее телохранителей от Робинзона были другие планы.
— Да куда вы меня тащите?! — послышался снизу возмущенный возглас Ольги.
— Не верещи! — оборвал ее грубый мужской голос.
Марк узнал — Цепень.
— Не верещи! Нам на хвост кто-то сел! Посмотрим сверху, пусть рассосутся!..
Света на площадке по-прежнему не было, и теперь это было только на руку капитану Майеру. Не слишком маскируясь, он сумел проследить, как Ольга в компании Цепня и крепкого молодого парня прошла мимо него и стала подниматься по лестнице еще выше. Там последний, двенадцатый этаж и крыша.
Марк в мягких кроссовках неслышно скользнул по ровному цементному полу следом за отнюдь не благостной троицей.
Время пришло такое, что бандитам нечего бояться голоса народного. Если кто и смотрел в дверной глазок на живописную группу, так только для того, чтобы сказать пригревшейся у телевизора грузной жене: совсем обнаглели проститутки, прямо на площадке готовы, а мы потом СПИДом ихним дыши!.. Но ни выйти, чтоб разобраться, ни хотя бы позвонить в милицию они не собирались. Их конституционное право — критика снизу и чтоб слышала только жена, ну в крайнем случае теща.
— Ну че, Олька, трахнул он тебя? — спросил как бы даже с завистью Цепень.
— Нет еще.
— А когда? — хихикнув, спросил водитель.
— Когда рак на горе свистнет и деревянный конь обмочится! Не ваше дело!..
— А стопарь хоть налил? — не унимался Цепень.
— Мы водку не пили.
— А орала чего?
Парень и челябинский вор, чтоб не так тяжело было губить девчонку, выпили для храбрости по поллитра водяры, почти не закусывая, и теперь старались одновременно отвлечь ее разговорами от догадки о неминуемом, а заодно и укрепить свою решимость тем, что Ольга продемонстрирует или хотя бы сознается в неком крайнем проявлении распутства.
— Орала? Потому что он меня завел!
— Ишь ты! Чего же к делу не перешли?
— Мы не клоуны! На заказ не работаем.
— Чево-о? — не понял Цепень.
А водитель сунул руку в карман, проверяя, на месте ли шнурок. Приказ был таков: принять девицу из объятий челябинского дурака, придушить слегка и сбросить с крыши.
Цепень, чувствуя почти пролетарскую ответственность за порученное дело, стал негромко советоваться с напарником, потому что до выхода на крышу оставался один лестничный пролет.
— Серый, как быть? Он ее не тронул. Давай хоть куда-нибудь спущенки насуем, пусть канает за извращенца…
— Э, вы куда ведете? — спросила, резко остановившись на площадке последнего этажа, Ольга.
— Пойдем местность осмотрим, чтоб ментов поблизости не было… — начал объяснять водитель.
— Ты что, с горшка упал в детстве?! — спросила Ольга. — Иди, если тебе надо, я здесь подожду, с этим старичком слюнявым…
Она показала на Цепня.
А он в то же мгновение обхватил ее сзади, прижимая руки к бокам, рыча не то от сладострастия, не то от злобы. Водитель, выдернув из кармана шнурок, накинул его Ольге на шею и стал душить. Вся хрипящая, пыхтящая и постанывающая компания неуклюже топталась на пустой и сумрачной площадке, стремясь оказаться поближе к лестнице, ведущей на крышу.
Борьба с девочкой-подростком полностью захватила обоих бандитов. Поэтому, практически не прячась, вышел на площадку Марк Майер и, прицелившись, ударил широким и твердым носком кроссовки прямо между расставленных ног Цепня. Ощутив одновременно ослепительную боль и услышав напоследок жуткий звук раздрабливаемого ногой мужского богатства, Цепень уже не думал о том, хорошо ли он справился с поручением Робинзона. Он завопил, упал на грязный цементный пол и корчился на нем, рыча и захлебываясь болью и слезами.
Вопль Цепня ошарашил водителя. Он инстинктивно выпустил девчонку из рук; придушенная, но не потерявшая еще сознания Ольга мягко опустилась на пол и, натужно кашляя, поползла к стене.
Марк подскочил к водителю и нанес ему болезненный, но легкий удар по лицу. Водитель, отшатнувшись, успел перехватить руку Марка. Тому только этого и надо было. Он резко повернулся вокруг своей оси, вынося выкрученную в кисти руку противника в сторону и вверх, еще один полуоборот, рывок — и грузный крепыш с воем и вывихнутым плечевым суставом грохнулся жирным хребтом на пол. Здесь не спортзал, и Марк легким движением двух пальцев отключил парню сознание как минимум на двадцать минут.