Плутовка
Шрифт:
— Я не поеду в Лондон.
— У тебя нет выбора, — как можно мягче постарался сказать он.
— С каких это пор?
— С тех пор, как я стал твоим опекуном.
Она злобно смотрела на него.
Данфорд взял со стола чашку кофе и сделал глоток, продолжая смотреть на нее из-за края чашки.
— В поездку советую тебе надеть какое-нибудь из твоих новых платьев.
— Я уже сказала, что не поеду.
— Не дави на меня, Генри.
— Это ты не дави на меня! — вырвалось у нее. — Зачем тебе тащить меня
— Генри, ты ведь никогда не была в Лондоне.
— Миллионы людей на этой планете живут счастливо, мой господин, ни разу не посетив столицу. Уверяю тебя, я — одна из них.
— Если тебе не понравится, ты вернешься.
Она не верила ему. Сейчас он мог наобещать что угодно, лишь бы добиться ее согласия. Генри решила изменить тактику.
— Если я поеду в Лондон с тобой, моей репутации несдобровать, — произнесла она спокойно. — Самый простой выход — оставить меня здесь. Все будет, как прежде, до твоего приезда.
Данфорд вздохнул:
— Генри, скажи, почему ты не хочешь ехать в Лондон?
— У меня и здесь много дел.
— А если честно?
Она прикусила нижнюю губу.
— Просто мне не по душе званые вечера, балы и тому подобные развлечения. Это не для меня.
— Откуда ты знаешь? Ты ни разу не была на них.
— Посмотри на меня! — воскликнула она. — Ты только посмотри на меня! — Она встала перед ним. — Да меня засмеют в первой же гостиной.
— Ну это поправимо. Разве сегодня утром не привезли новые платья?
— Не издевайся надо мной. Дело не только в одежде, Данфорд. Дело во мне! — Раздосадованная, она пнула стул и подошла к окну. Сделав несколько глубоких вдохов, она попыталась успокоиться, но это не помогло. Наконец она тихо спросила:
— Ты хочешь, чтобы дурнушка развлекла твоих лондонских друзей? Ведь так? Я не хочу становиться всеобщим посмешищем. Ты собираешься…
Он подошел неслышно. Она даже не успела понять, что произошло, пока не почувствовала его прикосновение. Данфорд повернул ее к себе лицом. — Помнится, вчера вечером я просил не называть себя дурнушкой.
— Но ведь это правда! — Генри ужаснулась своему голосу, слезам, катившимся по щекам, и попыталась вырваться из его рук. Он видит, как ей плохо, почему же не оставит ее в покое?
Но Данфорд держал ее крепко.
— Неужели ты не понимаешь, Генри? — ласково сказал он. — Именно поэтому я и беру тебя в Лондон. Я хочу доказать тебе, что ты вовсе не дурнушка, а красивая и желанная женщина, которую любой мужчина посчитает за честь назвать своей.
Она молча смотрела на него не в состоянии поверить тому, что услышала.
— И любая женщина, — продолжил он тихо, — с гордостью назовет тебя другом.
— Я не могу, — еле слышно сказала она.
— Нет, можешь. — Он улыбнулся. — Иногда мне кажется, что ты все можешь.
Она покачала
— Нет.
Данфорд разжал руки и отошел к соседнему окну. Он был поражен тем, насколько не безразлична стала ему Генри, ему очень сильно хотелось вернуть ей уверенность в себе. Неужели это говорит та самая девушка, которая взяла на себя управление поместьем и сделала его одним из лучших? Та, которая хвасталась, что может оседлать любую лошадь в Корнуолле? Та, что отняла у него десять лет жизни, забравшись в улей к диким пчелам? Ему трудно поверить, что Лондон может ее испугать.
— Это — совсем другое, — чуть слышно сказала она.
— Вовсе нет.
Она молчала.
— Мне казалось, ты — самая хладнокровная девушка на свете.
— Сам видишь, что нет, — сказала она, всхлипывая.
— Скажи-ка, Генри, если ты справляешься с двумя дюжинами слуг, управляешь фермой и строишь хлев, то с чего ты взяла, будто не сможешь выдержать лондонские приемы?
— Все, что ты перечислил, мне под силу! — вырвалось у нее. — Я знаю, как оседлать лошадь, знаю, как построить хлев и управлять фермой. Но не знаю, как быть женщиной!
Данфорд не проронил ни слова, пораженный тем, как она это сказала.
— Я не люблю делать то, что не умею делать хорошо.
— Мне кажется, — начал он задумчиво, — тебе просто нужно немного практики.
Она недоверчиво посмотрела на него:
— Не надо успокаивать меня.
— Я и не успокаиваю. Признаюсь, я сомневался, сможешь ли ты носить платья, но то, желтое, сидит на тебе великолепно. Оно сразу понравилось тебе, а это свидетельствует о твоем прекрасном вкусе. Да и те два платья ты выбрала сама. Они просто чудесные, а я понимаю кое-что в женской моде.
— Я не умею танцевать, — продолжала она упрямо, скрестив на груди руки. — Я понятия не имею, как флиртовать, не знаю, кто где сидит на званом ужине, и… и я никогда не слышала даже о портвейне!
Она выбежала из комнаты, прежде чем Данфорд успел удержать ее.
Данфорд все-таки перенес отъезд на день. Настаивать, видя ее состояние, он не решился, на душе у него было неспокойно, и несколько раз он тайком подходил к ее двери послушать, не плачет ли она. Но в комнате было тихо. За все время оттуда не донеслось ни звука.
Он удивился, когда Генри не спустилась к обеду. Она не жаловалась на плохой аппетит и должна была очень проголодаться к этому времени — за завтраком ей не удалось поесть. Он пошел на кухню, чтобы узнать, не просила ли Генри отнести еду к ней в комнату. Получив отрицательный ответ, Данфорд лишь покачал головой. Если она не спустится и к ужину, ему придется применить силу.
Однако столь решительные меры не понадобились. Генри вышла к чаю с покрасневшими, но сухими глазами. Данфорд встал и отодвинул для нее стул. Она благодарно улыбнулась ему.