Пляска смерти
Шрифт:
— Как ты смел приказывать мне прибыть? — прозвучал голос Ричарда, уже полный злости.
— Я пытался сделать это просьбой, — ответил Жан-Клод, — но ты не отозвался.
— И ты решил скомандовать мне, как псу?
— Ma petiteнужна твоя помощь. — В голосе Жан-Клода послышался первый намек на злость, будто ему капризы Ричарда надоели не меньше моего.
— Насколько я могу видеть, — сказал Ричард, — помощников ей хватает.
Клей обратил к нему изборожденное слезами лицо:
— Ульфрик, помоги ей. Нам не хватает
— Если вы хотите узнать, как удовлетворить ее в постели, спросите Мику. Я не настолько участвую в этом общем пользовании.
— Ты Ульфрик этой лупы или нет?
Мика стоял в ногах кровати, все еще голый, каким проснулся.
— А это, котенок, внутренние дела волков.
— Прекрати! — заорал Клей. — Не будь идиотом, Ричард, будь нашим вожаком! Аните больно!
Ричард наконец подошел к кровати, заглянул поверх тела Грэхема. Волосы у него еще были встрепаны со сна — густая каштаново-золотистая масса вокруг надменной красоты лица. Надменность, впрочем, ушла, сменившись виноватым выражением, которого я уже боялась не меньше.
— Анита…
С такой болью, с таким страданием произнес он это слово. Потом забрался на кровать, и я увидела, что он все еще в шортах — либо он успел одеться, либо спал одетый, что очень не похоже на ликантропа.
Мужчины подвинулись, давая ему место, но из кровати не вылезли. Ричард пополз надо мной, но первое же прикосновение вырвало у меня тихий стон боли. Он приподнялся на руках и коленях, не наваливаясь на меня, но мой волк был слишком близко к поверхности. Ричард вот так встал над нами — значит он объявлял себя выше нас, а мой волк считал, что он такого не заслужил. И я была согласна.
Я ощутила, как волк собирается для прыжка. Будто действительно может метнуться из моего тела на Ричарда. И я почти сразу поняла, что так оно и произойдет. Однажды мне пришлось ощущать битву зверя Ричарда и моего, и это было больно. Мне сейчас уже было больно, и усиливать боль я не хотела.
— Подвинься, Ричард.
Снова этот хриплый шепот.
— Все хорошо, Анита, я здесь.
Здоровой рукой я уперлась ему в грудь, толкнула.
— Подвинься, быстро.
— Ты встал над ней в позиции доминанта, — сказал Грэхем. — Вряд ли ей это нравится.
Ричард посмотрел на него, не сдвинувшись.
— Она не волк, Грэхем. У нее нет таких мыслей.
Из глотки у меня донесся низкий вой. Хотя я и не собиралась выть.
Ричард медленно повернул голову — как персонаж фильма «ужасов», решивший наконец обернуться. Уставился на меня, и волосы у него как роскошное обрамление удивленных глаз.
— Анита? — сказал он, на этот раз вопросительно, будто не знал, действительно ли я Анита.
Снова густой, дрожащий вой вырвался из моих губ. И голосом более низким, чем у меня вообще бывал, я шепнула:
— Отодвинься.
— Ульфрик, пожалуйста, отодвинься! — взмолился Клей.
Ричард снова встал на колени, все еще надо мной, но в такой позе, которую волк не мог бы точно повторить. Этого должно было хватить, но мой волк нашел другой выход, дыру, сквозь
Резко отдернулась рука, так что даже больно стало, я вскрикнула, но память кожи еще ощущала мех под пальцами здоровой руки, будто я коснулась чего-то плотного…
— Она пахнет по-настоящему, — сказал Грэхем.
Ричард надо мной застыл на коленях.
— Да, — сказал он очень далеким голосом.
— Вызови ее волка, — сказал Клей тихо. — Заставь ее перекинуться, чтобы она себя перестала терзать.
— Она потеряет ребенка, — возразил Ричард, глядя на меня с выражением, которого я понять не могла. Может, и к лучшему, что не могла.
— Ребенка она потеряет и так, и так, — сказала Клодия.
Он посмотрел на меня, и взгляд был растерянный.
— Анита, я вижу в тебе волка, прямо у меня за глазами его образ. Мы его чуем. Что ты хочешь, чтобы я сделал? Вызвать твоего зверя?
Голос его звучал безжизненно, будто он уже был в трауре. Он не хотел этого делать — сомневаться не приходилось. Но тут мы с ним для разнообразия были согласны.
— Нет, — сказала я. — Не надо.
Он не обмяк, нет, — но напряжение ушло.
— Вы ее слышали. Я не стану это делать против ее воли.
— Посмотрим, что ты скажешь, когда судороги увидишь. Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь держался так долго, — сказала Клодия. — В этот момент уже никто не может сопротивляться превращению. А у нее даже глаза еще человеческие.
Ричард посмотрел на меня с очень печальным лицом.
— Наш человек, — сказал он, но особой радости в его голосе не было.
Он убрал щиты — не до конца, но будто метафизически мелькнул, и я увидела проблеск его эмоций, мыслей, всего лишь проблеск. Если я перекинусь по-настоящему, он не будет меня хотеть. Он ценил мою человеческую суть, потому что сам в себе таковой не ощущал. Если я перекинусь, я перестану быть для него Анитой. Все еще он никак не мог понять, что, став вервольфом, не перестаешь быть человеком.
Но за этими мыслями угадывались другие, хотя, быть может, слово «мысли» здесь неточное. Это был его зверь, его волк, и он хотел, чтобы я перекинулась. Чтобы стала волком, потому что тогда я буду принадлежать ему. Нельзя быть лупой и Нимир-Ра, если ты действительно волчица, по-настоящему.
Эта мысль заставила меня глянуть в сторону, туда, где стоял Мика, и я увидела эту потерю в его глазах, будто он уже был уверен в ней.
Ну уж нет.
Я не стану его терять, ни за что не стану.