Пляж
Шрифт:
Попробуем взглянуть на вещи иначе, сказал я себе. Сэл с Джедом уцепились за наихудший вариант развития событий. Настроились на то, что соседи доберутся до нас, и приняли в расчет последствия. Скорее всего, Зеф и Сэмми появятся в разгар Тэта. Все сойдут с ума от страха, что тайна пляжа раскрыта, и если мне не удастся перехватить Зефа и Сэмми первым, то и у меня будут большие неприятности. Дух лагеря, возрожденный проникновенной речью Сэл, будет погребен. Помимо всего прочего, будет очень трудно объяснить новичкам, почему у нас здесь один сумасшедший и один умирающий швед.
Я принялся размышлять над сложившейся ситуацией, исходя из того, что соседи не доберутся до нас. В глубине души я почти с нетерпением ожидал прибытия Зефа и Сэмми на остров только затем, чтобы остановить их. И я был уверен, что у меня это получится. У меня должно получиться. Последствия их появления в лагере были бы слишком серьезными. Я не знал, каким образом удастся остановить вторжение соседей, но инстинктивно чувствовал, что вместе с Сэл мы все уладим.
Таким образом, начал вырисовываться промежуточный, а не наихудший сценарий.
Соседи не смогут добраться до нас. Обитатели пляжа даже не узнают, что кто-то пытался это сделать. Праздник Тэт поможет начать год по-новому, и мы переживем смерть Христо точно так же, как и смерть Стена. Но что делать с Карлом? Карл не собирался умирать. Он будет жить поблизости, постоянно напоминая нам о проблемах. Хомут на шее.
Это сильно тревожило меня.
Я нагнулся, всматриваясь сквозь пальмовые листья навеса в желтое лицо Карла. У него появилась заметная болезненная худоба. Несмотря на то что недавно он снова стал принимать пищу, он сильно исхудал за последнюю неделю. Ключицы выдавались так сильно, что больше походили на ручки чемодана, за которые его можно было поднять. Если бы я сделал попытку, то, наверное, без труда поднял бы его.
Возле просвета в навесе — именно через него Карлу открывался вид на лагуну и пещеры — стояла половинка скорлупы кокосового ореха, наполненная водой, и лежала порция риса в банановом листе. Я увидел, что остатки риса уже стали серыми. И сделал вывод, что это высушенная солнцем еда, которую вчера оставила шведу Франсуаза. Значит, сегодня Франсуаза не приносила ему свежей еды. Я предположил, что тут кроется новый вид терапии с ее стороны, — игнорировать Карла, вынуждая его подавать признаки жизни, — но потом отклонил этот вариант. Вероятнее всего, Франсуаза просто забыла принести еду, охваченная внезапным общим сумасшествием среди обитателей лагеря. Я вспомнил о нашем с ней вчерашнем разговоре. Казалось, она была озабочена тем, чтобы Карл вернулся в лагерь. Просто интересно, как быстро изменили обстановку похороны Стена!
— Карл, — позвал я его.
Может быть, причиной послужил звук его имени, а может, меня ввел в заблуждение ветерок, шевеливший пальмовые листья и игравший тенями на его голове, но мне показалось, что швед шевельнулся. Я воспринял это как ответную реакцию.
— Карл, ты — чертов хомут на шее.
Меня не особенно волновало, что он не понимает меня. И в каком-то смысле это было лучше для него.
— Эй ты, черная туча.
На этот раз Карл сделал какое-то движение. Точно. Он немного резко подался вперед, как будто искал облегчения для онемевшего от долгого сидения на месте тела. Потом он медленно просунул руку через навес и взял скорлупу кокоса.
— О, — сказал я, — ты пьешь. Это хорошо.
Он сделал небольшой глоток — им можно было лишь смочить рот — и вернул скорлупу на место. Я заглянул в нее. На дне оставалось еще на глоток воды.
— Ты не допил. Не хочешь выпить до конца? Очень вкусно. Давай пей.
Он не шевелился. Я немного понаблюдал за ним и покачал головой:
— Нет, Карл. Ты не будешь пить. Я уверен. Ты будешь вести себя так день за днем. Ты станешь таким худым и слабым, что не сможешь больше пить, даже если захочешь. Тогда нам придется кормить тебя насильно или еще что-то придумать, и это акулье происшествие через несколько недель закончится… А может быть, и позже!
Я вздохнул и, поддавшись внезапному порыву, пнул его навес.
— Будь же благоразумным, Карл! Не теряй зря времени. Ведь Христо скоро тоже умрет.
Тс-с
Как бы в подтверждение моих опасений по поводу черной тучи, по возвращении в лагерь я обнаружил, что из-за нее ухудшается обстановка. Франсуаза, Этьен и Кити сидели кружком, и Этьен с Кити снова вели прежний спор, который я уже слышал раньше.
— Не пойму, в чем тут проблема, — говорил игравший с «Геймбоем» Кити. — Он же пьет воду. Это ведь хорошо?
— Хорошо? — с сарказмом переспросил Этьен. — С какой стати небольшое количество воды принесет ему пользу? В его состоянии нет ничего хорошего. Карлу здесь не место. Для меня это совершенно очевидно, и я не могу поверить, что другие этого не понимают.
— Прекрати, Этьен, черт тебя возьми! Мы уже говорили об этом сотню ра… Хоп! — Он замолчал, сосредоточенно нахмурившись. Потом его тело обмякло, и «Нинтендо» скользнула ему на колени. — Сто пятьдесят три линии. Я играл очень хорошо, пока ты не отвлек меня.
Этьен сплюнул в пыль:
— О, как я сожалею! Как же я могу отвлекать тебя от игры просто потому, что нашему другу требуется помощь.
— Он не был моим другом. Мы почти не разговаривали.
— И из этого следует, что тебе наплевать на него?
— Конечно нет. Но меня больше заботит пляж. И тебя это тоже должно больше тревожить. О'кей. Сейчас я собираюсь установить рекорд, так что не лезь ко мне со всякой ерундой.
Этьен встал:
— Что же сможет отвлечь тебя, Кити? Ответь мне, пожалуйста. Тогда я буду молиться, чтобы никогда этого не увидеть.
Вопрос остался без ответа.
— Сядь, Этьен, — предложил я, пытаясь разрядить обстановку. — Вспомни, о чем говорила на похоронах Сэл. Мы должны справиться со всеми трудностями.
— С трудностями, — холодно повторил он.
— Каждый из нас прикладывает для этого усилия.
— Правда? Удивляюсь, что ты считаешь это для себя усилием.
— Что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что больше не понимаю тебя, Ричард. Я узнаю тебя, когда ты приближаешься ко мне, но когда ты оказываешься рядом, я ничего не понимаю из того, что вижу в твоих глазах.