Плюс на минус
Шрифт:
Самой животрепещущей сценой книги — можно даже сказать, ею Уланову и удалось соблазнить меня на совместный опус — была постельная.
Мне было страшно интересно, чего ж там Андрей напишет. Даже так: как выглядит идеальная постельная сцена глазами мужчины. На провокации «а слабо написать ее вместе?!» я упорно не поддавалась, утверждая, что желаю получить от нее не омраченное муками творчества удовольствие.
Наконец час Х пробил.
Утром соавтор обреченно объявил, что приступает к постельной сцене.
Весь день я проходила возле компьютера, как кошка вокруг горшка со сметаной. Отвлекать Андрея от такого важного дела казалось мне неприличным, и стукнуться к нему в MRA я решилась только под вечер.
Несколько озадаченная Ира ответила мне, что Андрей несколько часов неотрывно возбужденно стучал по клавиатуре, а потом рухнул на постель и заснул. Из чего я заключила, что сцену он дописал.
Наутро я дрожащими руками открыла присланный файл, вчиталась… и с диким хохотом сползла под стол от первой же строчки: «Я подумал, что двух стаканов водки на пустой желудок Леночке должно хватить для опьянения средней степени». Ага, а потом с этим бревном можно делать что угодно! Утирая слезы, исправляю «два стакана» на «полкружки», читаю дальше, и у меня глаза лезут на лоб: «Она внезапно схватила меня за воротник и опрокинула на кровать». Ну да, а потом вскочила сверху и грязно надругалась, крутя над головой лифчиком! Апофеозом стала фраза «мы стали кататься по кровати, рыча и смеясь»…
Немножко успокоившись, начинаю терпеливо объяснять Андрею, что Леночка приличная хрупкая девушка, что она испугана, у нее шок и кидаться на Саню с алчностью суккуба она не станет.
— Андрей, это порнография какая-то получается! Ну пусть она жалобно попросит его просто лечь рядом, потому что ей холодно и страшно, а потом оно как-то само собой получится…
— Ты что?! — с ужасом возопил соавтор. — Как раз если она скажет ему лечь рядом, это и будет порнография! Любой нормальный мужчина, которому пьяная женщина пожалуется, что ей холодно в постели, воспримет это как прямой приказ заняться с ней любовью!
Я поняла, что ничего не понимаю в загадочной мужской душе, и пришлось нам все-таки переписать эту сцену вместе, в процессе узнав много нового о взаимоотношениях полов…
Написание подобных сцен лично мне всегда казалось чем-то вроде ходьбы по лезвию ножа. С одной стороны, риск свалиться в пошлость, от которой читатель начнет брезгливо морщиться, с другой — опасность удариться в ханжеское целомудрие. Ну и «накал страстей» тоже обязан присутствовать.
Даже на личный опыт не приходилось особо рассчитывать — быть-то в принципе он был, но вот «утешать» героически спасенных из-под пуль-стекол-колес-башенных-кранов девушек мне пока что не доводилось.
Поразмыслив, я все-таки откопал в памяти ситуацию, которая — уж сам не знаю отчего — показалась мне подходящей. А именно — празднование Нового года в частной школе, где мне как-то довелось работать. Коллектив там, как сами понимаете, был преимущественно женским, но водки на столах… тоже было.
И написал.
А потом Ольга начала комментировать — и тут-то я осознал, как мало знаю о женской логике и тех извилистых путях, которыми она добирается до нужного результата.
Во-первых, два стакана заменились на полкружки. Я припомнил одну москвичку, которая на вопрос «Сколько наливать (не воды, понятное дело)?» удивленно ответила: «Ты что, краев стакана не видишь?» — и промолчал. В конце концов, соавтор у меня биолог, и ей лучше знать, сколько может выпить Леночка. Потом… ну, из «потом» я вынес то, что все пьяные женщины ведут себя по-разному. Теоретически по крайней мере.
Однако наибольшее удовольствие мне доставила вовсе не постельная сцена. Куда интереснее оказалось пронаблюдать за дальнейшим развитием отношений между героями. Вот ОНО случилось, ага… и что дальше? Ведь первое утро «после» порой оказывается куда важнее, чем случившееся ночью.
Обсуждаем кульминацию, рушащийся дом. Все думаем, как бы обставить ее поэффектнее и одновременно реалистичнее, и тут Андрей эдак вскользь, с досадой роняет: «Эх, как жаль, что ты на пожар не согласилась…»
Если бы мы писали «вживую», в следующую секунду один из нас стал бы мертвым. А если бы общались по телефону, то я выдала бы весь список «конвенционных ругательств для отпугивания нежити». Я ведь именно из-за Андрея переписала уже готовую сцену с пожаром, потому что он, видите ли (см. выше) гореть не желал!!! Причем соавтор, когда я, с использованием скудных возможностей МRА, донесла до него степень моего праведного гнева, изумленно заявил, что ничего такого не помнит и вообще не то имел в виду…
К сожалению, первоначального варианта пожара у меня не сохранилось, пришлось писать сцену практически с нуля.
Финал — он всегда штука ответственная, а уж в книге — вдвойне. Ногти я себе в процессе убиения главгада не сгрыз, но пообкусывал изрядно. Ведь, с одной стороны, хотелось обойтись без пошлой голливудщины в стиле: три часа избиваемый главный герой бодро вскакивает и навешивает злодею… по шапке, а с другой — как же без спецэффектов?
Одним из таких спецэффектов и должен был стать рушащийся на головы Сани с Леночкой дом. Увы, взрывом одной-единственной ручной гранаты даже ветхую хрущобу обрушить весьма затруднительно, а по-другому…
Тут-то я в порыве творческой безысходности и выдал фразу про пожар, за которую был виртуально незамедлительно прибит соавтором. Ведь и в самом деле подобный вариант прокручивался вначале, и мы сошлись на том, что в нужный нам промежуток времени дом успеет максимум хорошо загореться, но не начать рушиться (бетон как-никак), а мне, то есть Сане, гореть синим пламенем действительно не хотелось. Как, впрочем, и Лене.