Плюшевая засада
Шрифт:
– Мне можно пройти?
– Иди.
Никаких тебе «Добро пожаловать», ничего похожего на приветливость.
Ната сделала шаг, собаки тут же вскочили, с явным интересом глядя на нее. «Ну что же ты, – читалось на их мордах. – Давай, побегай. А мы за тобой погоняемся». Они даже хвостами от возбуждения начали помахивать, предвидя забаву. Но Ната сделала над собой усилие и протянула собакам руки. Понюхать. Собаки удивились, но пальцы обнюхали. Видимо, запах им понравился, потому что они придвинулись поближе и начали нюхать Нату уже более основательно. Один пес дышал ей в ухо, второй исследовал область живота вокруг пупка. Чем-то она его заинтересовала, уж неизвестно чем. Разве что тем, что пахла курицей, которую Ната везла в сумке, а сумку держала на животе.
– Хорошие собачки. Очень-очень хорошие собачки, – приговаривала Ната, изо всех сил стараясь, чтобы голос у нее звучал как можно убедительней. – Друзья!
Собаки слегка завиляли хвостами. Совсем чуть-чуть, но и это было уже хорошо. Ната не спешила. Она дала собакам вдоволь надышаться ею, позволила им обнюхать себя с головы и до ног, все время уверяя жутких громадин, что они ее лучшие друзья и хорошие собаки. Потом полезла в сумку и извлекла оставшуюся от вчерашней курицы грудку, что вызвало у собак еще большую симпатию к ней. Охранник на что-то отвлекся, поэтому Ната быстро скормила мясо собакам, честно разделив грудку поровну между ними двумя. Конечно, таким махинам одна-единственная куриная грудка была, как говорится, на один зуб. Но ритуал закрепления дружбы был проведен.
После чего Ната уже спокойно пошла к дому, причем собаки бежали рядом, сопровождая ее. Вид у них перестал быть угрожающим. Кажется, они приняли ее в свою стаю. Теперь оставалось убедить их в том, что в стае место Наты отнюдь не последнее. Но с этим можно было и повременить. Сейчас главной задачей было завоевать доверие Антонины и тех, кто еще обитает в этом доме.
Ната оглядывалась по сторонам и с восхищением понимала, что над этим садом кто-то много и старательно трудился. Каждый клочок тут был либо укрыт мягчайшим газоном, либо украшен цветами или кустарниками. На газоне трогательно голубели островки вероники и розовели крошечные маргаритки. Пионы уже готовились зацвести, развернули ажурную листву, выдвинули свои налившиеся цветом шарики. Кусты были огромные, таких Нате еще не приходилось видеть. Наверное, когда они зацветут, сад наполнится невыразимой красотой и ароматами. Но пока что активно цвели лишь поздние тюльпаны, зато их было столько и такой красоты, что взор невольно разбегался по сторонам.
Шикарные махровые, резные, ажурные. Цветки полные, некоторые стебли так и клонятся к земле, словно не в силах держать тяжелые шапочки цветов – их приходилось поддерживать с помощью специальных держателей. Зато другие стоят прямо. Розово-белые, алые с прожилками, желтые с оранжевыми мазками, белоснежные, сиреневые и даже фиолетовые, словно школьные чернила.
Внезапно Ната услышала окрик. Обернувшись, она увидела охранника, который показывал ей куда-то за угол. Похоже, надо было свернуть туда. Ната так и сделала. Дорожка сразу же сделалась уже, цветов вокруг стало заметно меньше, и они были уже не такими изысканными. Никаких махровых тюльпанов и моря нарциссов. Обычная отцветающая уже форзиция, уронившая на траву всю свою золотистую красоту, и спирея, белеющая длинными, спускающимися к самой траве ветками.
– Мне к служебному ходу. Как это я сама не сообразила! Поперлась господской дорогой, вот дуреха!
На крыльце Нату уже ждала женщина лет сорока пяти. Она молча смотрела на приближающуюся к ней Нату, не делая ни малейшей попытки заговорить или как-то поприветствовать вновь прибывшую.
Нате пришлось заговорить первой.
– Доброе утро, – улыбнулась она. – Вы – Антонина?
– Меня зовут Клавдия, – отчеканила эта особа, даже не попытавшись ответить на улыбку. – Я старшая над домашней прислугой. И, если хозяева тебя возьмут, главная для тебя буду именно я!
Ната кивнула. Она была не против.
– Сейчас я проведу тебя к Антонине Николаевне. Никаких Антонин! К хозяевам обращаться только по имени и отчеству. Усекла?
– Усекла.
– Тогда марш за мной!
Приведя Нату в небольшой холл, она заставила ее переобуться, выдав тапочки вроде тех, что дают в отелях или поездах. Они были из простенькой махрушки и вряд ли могли прослужить долго. Но они были запакованы в целлофан, и было ясно, что ими никто не пользовался. В ящике было еще множество таких упаковок, и Нате внезапно стало интересно: если ее не примут, сможет она взять тапочки с собой?
– Ты что, заснула?!
Окрик подействовал. Ната быстренько переобулась, сняла свою курточку, и они прошли на второй этаж. Дом был не то чтобы особенно велик. Никакого сравнения с хоромами самого Валентина Петровича. Тут все было куда проще и доступней для жизни. И все же на втором этаже Ната насчитала шесть дверей. Но, возможно, за одной из них была ванная комната, а за другой туалет или подсобка. Машинально Ната отметила, что одна из дверей отличается от остальных. Первые пять были самыми обычными, а шестая оказалась металлической. Мысленно представив себе план дома, Ната поняла, что железная дверь как раз и ведет в ту комнату, в которой окна были заложены кирпичом.
Но Клавдия уже постучала в одну из обычных дверей.
– Войдите, – раздался слегка надтреснутый голос из глубины помещения.
И Клавдия кивнула Нате, приглашая ту войти. Девушка вошла. Сперва она удивилась царящей в комнате полутьме. Потом поняла, что окна до сих пор задернуты плотными шторами.
– Это ты служила у Абрамовых целый год?
Все тот же голос шел от огромной кровати, на которой в ворохе подушек и одеял возлежала пожилая и очень упитанная женщина. На голове у нее был чепец. Ночная рубашка покрыта многослойным кружевом. Сама обстановка комнаты казалась вырванной откуда-то века из девятнадцатого. Этакая мелкая помещица, принимающая прислугу у себя в спальне. Лицо у «помещицы» оказалось одутловатым и какой-то неправильной формы, словно бы его долго мяли, стараясь придать округлость, да так и не сумели и бросили это дело, оставив вмятины и выпуклости там, где им быть совсем было не нужно.
– Что же ты молчишь? Или ты немая?
– Да. То есть нет.
– И как тебя понимать?
– Да, я служила у Абрамовых. Нет, я не немая.
– Они мне писали про тебя. Очень хвалили. Мне ты не кажешься такой уж расторопной. Но я беру тебя с испытательным сроком. Что у тебя с лицом?
А что у нее с лицом? Ната хотела задать этот вопрос, но сообразила, что Антонина имеет в виду синеву вокруг глаз, которая все еще сохраняла свою сочность.
– Неудачный макияж.
– Смой. Ты похожа на больную сову.
– Хорошо.
Антонина осталась довольна.
– Скажешь Клавдии, чтобы она все тебе растолковала про твои обязанности. Иди.
И Ната вышла, так и не составив твердого мнения об этой Антонине. Но тяжелый запах лекарств, который витал в спальне женщины, говорил о том, что она явно нездорова. И все-таки здорова или нездорова, а комнату проветривать надо. Свежий воздух куда полезней, чем собственные бактерии, которыми приходится дышать женщине.
– Взяли?
– Да. С испытательным сроком.