Плывун
Шрифт:
— Вы кого хотите увидеть, Владимир Николаевич? — спросила операционистка, и Пирошников с удовольствием отметил и то, что знает, как его зовут, и то, что обратилась по имени-отчеству.
— А кто у вас здесь главный?
— Управляющий Гусарский Вадим Сильвестрович, — сказала она.
— А вас как зовут? — улыбнулся он.
— Серафима Степановна.
— Спасибо, Серафима Степановна.
Он вдруг почувствовал, что она ему симпатизирует, а может быть, невольно тянется к нему. Это забытое чувство безотчетного робкого притяжения к женщине на секунду смутило Пирошникова. Он в этом смысле поставил на
Они подошли к двери, на которой висела табличка «Управляющий отделением», и Серафима, шепнув Пирошникову: «Сейчас я доложу», скрылась за нею.
Ее не было минуты три, За это время она, как понял Владимир Николаевич, знакомила своего шефа с проблемой.
Наконец она вышла и, не прикрывая двери, объявила:
— Вадим Сильвестрович ждет… Потом зайдите ко мне, пожалуйста. Я в операционном зале, — тихо добавила она.
Пирошников вошел в кабинет.
Управляющий при первом взгляде показался Пирошникову юношей лет семнадцати — белобрысый, щуплый на вид, однако в безукоризненном костюме и при галстуке. «Пацанчик», — мелькнуло у Пирошникова. Вадим Сильвестрович встал со своего рабочего кресла и, обойдя стол, приблизился к Пирошникову. И по мере этого приближения, с каждым шагом, возраст его прибавлялся, так что, когда он протянул Пирошникову руку, ему было уже все сорок и в чертах его лица появилось что-то неестественное, свойственное лилипутам. «Подтяжку, что ли, сделал?» — успел подумать Пирошников и пожал руку, которая оказалась узкой и холодной.
Это был вечный офисный мальчик, начавший карьеру аккурат на сломе времен и дослужившийся до управляющего отделением.
Он источал радушие и готовность помочь, хотя облик его не вязался с традиционным представлением о банкирах как о румяных толстяках. Наоборот, гладкая белая кожа обтягивала лицо и было не похоже, что сквозь нее может пробиваться щетина.
— Наслышан, наслышан… — ответствовал он, едва Пирошников назвал себя. — Рад, что мы теперь соседи. Это честь для нас…
Пирошников не ожидал такого приема. Он готовился защищаться и доказывать, что не имеет отношения к странным подвижкам дома. Но что-то переменилось вдруг, теперь ему здесь рады…
Возможно, операционистка Серафима успела кратко доложить шефу о подвигах Пирошникова — как в отдаленные времена, так и сегодня. Но при чем здесь честь?
— Я не очень понимаю… — осторожно начал он. — Возможно, вы меня с кем-то путаете?
— Нет-нет! — энергично возразил белобрысый управляющий. — Легендарный Пирошников! Паранормальный экспириенс… где-то в начале семидесятых. Мои сотрудники разыскали и фильм, и брошюру, хотя это было трудно. В те времена паранормальные явления были под запретом, вы это лучше меня знаете…
Пирошников вспомнил молодого журналиста, прослышавшего о странных явлениях в доме на Петроградской стороне и явившегося к Пирошникову за разъяснениями сорок лет назад… Потом он тиснул статью, затем издал брошюру. А фильма Владимир Николаевич так и не посмотрел — ему было неинтересно. И вот на тебе — «легендарный»!
Все это давным-давно кануло в Лету, и ему совсем не хотелось продолжать ту легенду.
— Я, собственно, не за этим… — начал он.
— А
— Нет-нет! Я о вечере поэзии… — Пирошников протянул ему афишу.
Гусарский окаменел и несколько секунд неподвижно смотрел на Пирошникова, точно бык на корриде, которому заморочил голову тореодор.
— Поэзии… — повторил он и вдруг мелко расхохотался. — «С дуба падали листья ясеня…» Хм. Поэзии…
Он пробовал на вкус это слово, словно впервые слышал.
— И чего же вы хотите?
— Пригласить вас и ваших сотрудников, — просто ответил Пирошников.
Гусарский взял афишу, расстелил ее на столе для заседаний и внимательно изучил.
— Позвольте… — он вынул из кармана авторучку. — Это элементарный маркетинг.
И он приписал снизу под словами «силлабо-тонические практики» фразу: «При участии специалиста по паранормальным явлениям, мастера полтергейста Владимира Пирошникова».
— Вот так, — он вернул афишу Пирошникову. — И я гарантирую полный зал.
Пирошников ужаснулся.
— Но я не… Я не полтергейст…
— Правильно. Но вы умеете это делать. И сейчас снова в форме. Мы все это ощущаем, — попробовал пошутить Гусарский. — Я тоже не Доу Джонс, но я знаю, как он работает. В конце концов, никто не требует, чтобы вы поставили дом вверх тормашками. Расскажете об опытах в молодости. Молодые вас плохо знают, напомните им, покажите, кто в доме хозяин… Мы с вами все преодолеем, у нас получится! — расплылся он в улыбке.
Кто в доме хозяин… Эта фраза продолжала звучать в ушах, приобретая все больше нежелательных интонаций, когда Пирошников спускался в свой подвал, — от иронически-вопросительных до попросту издевательских.
Болели ноги. Пирошников тяжело дышал, проклиная все на свете. Легендарного героя не вытанцовывалось.
Глава 14. Серафима
Лишь на следующее утро Пирошников вспомнил, что миловидная операционистка Серафима зачем-то просила его зайти, а он позабыл об этом приглашении. Настолько был ошарашен своею открывшейся легендарностью.
Похоже, из него начинали лепить шарлатана, торгующего своими мнимыми подвигами в молодости. Таких легенд сейчас до черта, особенно на эстраде. Выходит траченное молью старичье, о котором забыли сто лет назад, и вдруг выясняется, что это легендарная группа. Пирошников совсем не собирался вступать в их компанию.
Но афиши уже висели. Назвался груздем, вернее, был назван — полезай в кузов.
Снова, как в те давние времена, начинало возникать ощущение, что дом диктует ему свою волю, что здесь он не может жить, как хочет, а вынужден соразмерять свои поступки с его поведением.
До вечера поэзии, а точнее, сеанса паранормального специалиста, как того пожелали обстоятельства, оставалось три дня. Афиши висели по всему дому, слава богу — не на улице.
Делать нечего, надо было снова идти к Дине на консультацию. Готовящееся событие было по ее профилю.
Она встретила Пирошникова усмешкой. Ожидала его визита сразу, как только увидела афиши, но он пришел лишь через день.
— И что же вы намерены делать? — с ходу задала она вопрос.
— Да я и пришел это спросить. Как я должен себя вести?