По чужим правилам
Шрифт:
Тер-рак… Негромко, словно порвали брезент.
Ещё двое.
Интересно, если таки медики не успеют — кем эти несчастные будут в следующей жизни? Сегодня где-то наверняка всплеск рождаемости…
Сняла рюкзак. А что — имеем право! Вполне невинное действие, может, у нас там ещё карамельки имеются?..
Сделала пару шагов в сторону — не глядя, занятая проверкой крепления лямок. По идее, выдержать должно, а там — оракул знает…
Ну, что, Зоя, рискнём?
Присела, накинула рюкзак на трос, вцепилась в лямки и прыгнула.
А чего тянуть?..
Это,
Точка Отсчёта ИК
Лайен
— …Трос заканчивался у второго этажа северо-западной тамбурной зоны. Пехотинцы там были, шестеро, из них трое — на первом этаже, это же периферия, никто не ожидал… Она воспользовалась грузовым жёлобом, но к этому времени первый этаж был полностью блокирован. Очевидно, она поняла, что прорваться не сможет, и скрылась в санблоке.
Лайен замолчал. Каа с шипением втянула воздух, дёрнула морщинистой шеей. Ещё раз. Опять зашипела. Лайен успел подумать об аптечке, прежде чем понял, что нулевая просто смеётся.
— И, разумеется, среди бравых мальчиков не оказалось ни одной бравой девочки!.. — Каа опять зашипела. Вопрос если и был — то явно из разряда риторических, потому что какая же идиотка пойдёт в простую пехоту, ежели в наличии имеется огромное количество разномастных амазонских корпусов?
— И, разумеется, когда через полчаса они-таки сумели прийти к консенсусу с синьками и допустили тех до сортира — там никто ничего не обнаружил. Так?
— Почти.
— О? И в чём я ошиблась?
— Им потребовалось сорок три минуты. И они обнаружили мембрану мусоросборника. Выдавленную.
— Мусоросборника? Это становится интересным. Дальше!
— Дальше — ничего. Проверили контейнера, прочесали тамошнюю помойку — пусто. Детектор зашкаливало, пока они догадались, пока уговорили синек отойти подальше… У неё было более полутора часов форы. Вполне достаточно времени, чтобы покинуть порт.
— Ошибаешься. Вполне достаточно времени, чтобы покинуть Базовую.
Лайен позволил себе осторожный смешок:
— Ну, это уж вы… — и осёкся, наткнувшись на пронзительно-голубой взгляд.
Хреновое это дело — чувствовать себя бандерлогом.
Стенд. Надверхний уровень
Эльвель
…Хочешь знать, почему я спалился? А зачем тебе это? Лишь затем, чтобы потом самому уберечь свои крылья? Впрочем, не важно. Я на Солнце смотрел. В упор. Не зная ещё, что нельзя на него подолгу вот так… Впрочем, и это не важно. Если б и знал — ничего бы не изменилось. Разве можно, увидев его — отвернуться. И больше уже никогда… Ну и что, что сгорел. Тоже не важно. Важно лишь то, что оно продолжает…
— Это ты будешь той слабоумной
Женщина фыркнула в ответ, гордо опустила голову, но от более резких проявлений негодования воздержалась — здесь была всё-таки территория этих зарвавшихся голоруких юнцов, и тонкие вбок-ветки опасно подрагивали под ногами.
К тому же — стоит ли связываться с закомплексованной мелюзгой, если вчера тебе так повезло? Не какой-нибудь безымянный-безбуквенный, а Сам Эльвель, чья безглазость вошла в легенды. Утра не проходит, чтобы кто-нибудь не начинал разрабатывать новую хитрую стратегию по его завлечению в собственную команду, да только что-то пока никому не удавалось даже и близко…
А тебе — повезло.
— Мы вчера с ним встречались на Площадке. До крови. Я выиграла.
Пауза была совсем крошечной, почти незаметной. И тут же Рентури зашипел презрительно, бесстыже скаля зубы и гримасничая вне досягаемости её длинных рук — был он хотя и нагл беспредельно, но далеко не глуп. И зубы ничего так, хорошие такие зубки, и запястья чисто выбриты, красавчик, любая с первого же взгляда заценит и будет прикидывать — если и не о постоянном членстве, то хотя бы в качестве запасного. Впрочем, тебе-то что отвлекаться на чужие симпатичные зубки, когда вчера сам Эльвель…
— Хвалилась рль, что скиуса поймала!
Кто-то прыснул в кулак, кто-то рассмеялся более откровенно. Они были молодыми и глупыми, и безоговорочно верили в непогрешимость своих капитанов, даже когда капитанами были керсы. А, может быть — тем более, когда капитанами были керсы.
Впрочем, Эльвель не просто керс, каких много.
Эльвель — этот Эльвель.
Он один.
Женщине было даже немножко жалко их. Ослеплённые собственной верой, они не заметили, как напряглись пальцы Рентури, как засветилась тревога в глубине его ехидно прищуренных глаз.
Рентури был старше. И на собственном опыте знал, что такое поводок.
И ещё он знал, что никогда не проигрывают лишь златоглазые…
— Это правда, — сказала она просто и даже немного грустно. Конечно, приятно иметь в запасных Самого Эльвеля. Но куда приятнее было бы, вступи он в её команду добровольно…
Однако не зря прозвали его слепым, врийс забери его крылья и крылья его детей!.. Ладно, ветер с ней, с добровольностью. Притащить такую добычу пусть даже и на самом жёстком поводке — тоже не рль чихнула.
Они уже не смеялись. И Рентури молчал, вцепившись потемневшими пальцами в верх-ветку и глядя куда-то поверх её головы.
Она обернулась.
Он балансировал на самом кончике невероятно тонкой горизонтали — та подрагивала, прогибаясь, — каким-то чудом удерживаясь неподвижно, стоял безо всякой опоры, руки скрещены на груди, плащ перекинут через плечо.
И был он близко.
Во всяком случае — гораздо ближе остальных…
Кто-то охнул. Кто-то сказал с отчаяньем: «Не может быть, нет, только не он!..» Рентури перестал дышать. Голос Эльвеля — знаменитый бархатный голос Для-Песни-Рождённого — был вкрадчив и обманчиво мягок.