По долгу любви
Шрифт:
Массимо впервые усомнился в своем праве взыскивать с других людей моральные долги.
Ее ресницы дрогнули, но она осталась верна своим словам. Никки не кляла усопшего, она с добротой вспоминала их общее прошлое, наконец она не позволяла Массимо чернить память своего покойного супруга. Но теперь он знал, что для этой женщины все было не столь просто и безоблачно. Чувство сострадания на короткий миг озарило душу Массимо.
– Ты украла мое сердце, Никки. После нашей разлуки я не способен любить, – признался
– Я никогда не сожалела о нашей встрече, Массимо, – ответила она на его признание. – Но я часто сожалела о том, что произошло в последнюю ночь…
– Но почему?..
Никки бессильно опустилась на стул, который заботливо отодвинул для нее Массимо. Она все еще озадаченно молчала, когда он сел напротив.
– Ты ответишь на мой вопрос? Почему ты сожалела о той ночи?
– Потому что я приняла неправильное решение. Я согласилась… только потому, что мне была невыносима мысль навсегда расстаться с тобой, не узнав, каково это… – неловко призналась Никки.
Вероятно, не такой ответ хотел услышать Массимо, потому что, закрывшись от нее книжкой меню, он резко спросил:
– Что будешь заказывать?
– На твое усмотрение… – кротко отозвалась женщина.
– Ты не возражаешь, если я закажу то же, что мы заказывали в наш последний вечер? – с нескрываемой агрессивностью обратился он к ней.
Она не ответила, и он выполнил свое намерение, как только к ним подошел официант.
Как и в вечер перед расставанием, они ужинали молча. Но если тогда их затишье пронизывало напряжение ожидания любовной бури, то теперь это была неловкая тишина, которая неизменно наступает после нелепых откровений. Это была немота сожаления.
– Ты не была беременна от Джозефа? – неожиданно возобновил он прерванный разговор.
– Нет, – ограничилась она исчерпывающим отрицанием.
– Твое решение или его?..
– Судьба так распорядилась… – сухо сказала Никки, которой пришлось не по душе его праздное любопытство. – Химиотерапия, которую он проходил за некоторое время до свадьбы, негативно повлияла на многие функции организма. Сам Джозеф очень переживал по этому поводу, поскольку искренне хотел иметь детей.
– А ты? Ты хотела иметь детей от него?
– Я с самого начала знала, что это невозможно.
– Но тебя это расстраивало меньше, чем Джозефа… – предположил Массимо.
– Я принимаю жизнь такой, какая она есть, – не поддавалась на провокацию Никки.
– Твои манеры сведут с ума любого. С тобой просто невозможно общаться! Ты буквально сыплешь напыщенными афоризмами, лишь бы не говорить правду, – посетовал Массимо.
– Тебе нужна разгромная правда? – осведомилась Никки. – Пожалуй… Я не печалилась, что не могу родить от Джозефа ребенка. Я не была уверена, что материнство – мой удел.
– Разве не каждая женщина хочет ребенка? – удивился Массимо.
– Далеко не каждая, – заверила его Никки.
– Не понимаю, почему? Разве это не естественное желание, когда есть достойный супруг и финансовая стабильность?
– Материнство требует от женщины абсолютной самоотверженности. Я отдаю себе в этом отчет. И полагаю, что было бы эгоистично рожать ребенка только потому, что так принято.
– Миллион женщин просто беременеют и рожают своих детей, не копаясь во внутренних переживаниях! – горячо возразил Массимо. – И это не считается эгоизмом.
– Я другая, – коротко парировала Никки.
– Я это уже понял, – вздохнул Массимо.
– А что ты можешь сказать о себе? – внезапно обратилась к нему она. – Тебе тридцать три года… Где твои наследники?
– Хороший вопрос… – закивал Массимо. – Не то чтобы я не задумывался над этим прежде, но… Такие решения обычно принимают женщины, и уже они ставят своих мужчин перед выбором. И потом, признаться честно, мне приятно быть холостяком… Мой отец женился на моей матери, когда ему было двадцать шесть лет… Почему ты ничего не ешь? Тебе не нравится то, что я заказал? – спросил он, быстро поменяв тему.
Никки отложила вилку.
– Не могу… Я не могу сидеть здесь и мирно беседовать, притворяясь, что все нормально, – раздраженно сказала она и резко встала из-за стола.
– Никки, сядь! – гневным шепотом процедил Массимо.
– Прости, Массимо, – с трудом произнесла женщина, глаза которой заметно покраснели. – Это выше моих сил. Возможно, я переоценила свои возможности, согласившись этим утром на твои условия.
– Возможно, – кивнул Массимо. – Спишем этот выпад на твою усталость.
– Лучше спиши это на мою неспособность играть по твоим бесчеловечным правилам, и покончим с этим, – проговорила сотрясаемая нервной дрожью Никки.
– Мне больше нравится, когда ты руководствуешься разумом, а не эмоциями, – медленно изрек Массимо. – У тебя же был резон согласиться на мои требования этим утром. Ты забыла?
– Ты хочешь добить меня публично? – со слезами на глазах, слабым голосом спросила Никки.
– Поехали домой! – поднялся со своего стула Массимо и, быстро расплатившись, повел ее к выходу.
До особняка они ехали молча, а в слабоосвещенном холле он сказал:
– Я провожу тебя.
– Не беспокойся.
– И все-таки… Я должен осмотреть дом, в котором мне теперь придется жить. Хочу знать, как ты устроилась.
Он проводил ее до комнаты и вошел, когда Никки включила свет. В ее поведении еще чувствовалось напряжение, появившееся во время их странного ужина. Она посмотрела воспаленными глазами на Массимо и произнесла:
– Это мой дом. Он был моим пять лет…