По долинам и по взгорьям
Шрифт:
Едва только начал ходить, опираясь на палку, как навалилась пропасть дел. Нас, красногвардейцев, осталось немного, а положение в городе по-прежнему было напряженным.
Как-то утром пришло сообщение: наши дерутся под Оренбургом, есть убитые и раненые, в Екатеринбург направлена делегация, которая везет тела погибших товарищей, чтобы торжественно, с почетом похоронить их. Центральный штаб приказал приготовить на площади, против здания Горного управления, братскую могилу и встретить делегацию на вокзале.
В
По горячим следам мы совместно с красногвардейцами других районов арестовали тридцать человек. Бывший офицер, стоявший во главе подпольной группы, на допросе показал, что оружие предназначалось для мятежа. Накануне, узнав о том, что едет делегация, контрреволюционеры решили ускорить выступление. Они намеревались расстрелять колонну красногвардейцев во время траурного шествия от вокзала к братской могиле.
Отдохнув немного после удачной ночной операции, отряды всех районов направились к старому вокзалу станции Екатеринбург.
Надолго запомнилось мне это морозное утро в январе 1918 года. Солдатский оркестр играл похоронный марш. Гудели паровозы. Построенные порайонно екатеринбургские красногвардейцы принимали обитые кумачом гробы с телами своих товарищей, погибших в бою у станции Сырт.
В последний путь проводили мы рабочих Верх-Исетского и вагоноремонтного заводов: Александра Огородова, Михаила Филатова, Петра Семушева, Иосифа Жук.
Участники первого похода против Дутова под звуки мелодии «Вы жертвою пали в борьбе роковой…», под грохот винтовочных залпов были погребены возле каменного постамента, на котором раньше стоял памятник царю Александру II.
Восемнадцатого января 1918 года красногвардейские части освободили Оренбург. Дутов с остатками своих разгромленных войск бежал в степь. Через несколько дней после этого сводный отряд Ермакова вернулся в Екатеринбург.
Все мои друзья приехали с трофейным оружием. Виктор Суворов с карабином и маленькой саблей выглядел весьма внушительно.
У Семена был великолепный офицерский клинок. На эфесе выгравирована надпись: «С нами бог и атаман».
— Однако же ни бог, ни атаман не помогли контрику уйти от моей пули! — гордо говорил Шихов.
Ребята смеялись:
— Тебе, пулеметчик лихой, сабля по штату не положена. Зря старался. Сабли только у командиров да еще у кавалеристов бывают.
Семен беззлобно отшучивался:
— Чего задираетесь? Вот ведь какой нонче народ пошел: жадный, на чужую добычу завидущий. Погодите, может,
— Ты?! Ай да Сенька! Валяй жми выше.
— А что? — не сдавался Шихов. — Вот отличусь в бою. Очень даже просто. И все тут. И саблю искать не придется, тута она.
Как-то утром меня разбудил Семен. Я с усилием открыл глаза и хмуро оглядел перепоясанного пулеметными лентами приятеля:
— Чего такое?
— Дело есть, — кратко ответил Шихов. — Одевайся да пошли. Только быстрей.
— Это что у тебя за спешки такие? — сердито спросила заглянувшая в горницу мать. Семен ничего не ответил ей и, глядя на меня, повторил:
— Поторопись.
Я быстро оделся.
— Умоешься после. Айда!
Мы вышли на улицу, и Шихов шепотом сообщил:
— Слышно, Дутов под Верхне-Уральском опять мутит казаков. Там заводские отряды послабже наших, ну и надо на подмогу ехать. Сейчас запись в дружину идет. Виктор, Герман, Паша на завод побегли, а я за тобой.
Я благодарно взглянул на друга, и мы прибавили ходу. И хорошо, что поспешили. Когда пришли, запись уже подходила к концу. Малышев уговаривал наиболее настойчивых:
— Товарищи, если мы все пойдем на Дутова, кто же на заводе останется? Нельзя же завод останавливать, ведь он не чей-нибудь, а наш, народный.
Нам все-таки удалось записаться в дружину, благодаря тому, что Виктор, Герман и Паша долго кричали и спорили.
Суворов возбужденно рассказывал:
— Синяевы оба записались, отец и сын, а Тарантины, так за отцом следом оба сына пошли. Записались и братья Рыбниковы, и Рыковы, и Куриловы, и Орловы, и Чухманцевы, и Ярославцевы… Народу — тьма!
Начальником нашей дружины назначили Петра Захаровича Ермакова, комиссаром — Ивана Михайловича Малышева. Дружинным секретарем мы выбрали Германа Быкова.
После этого на верстак взобрался Егорыч Мокеев.
— Вот какое дело, граждане, значит, товарищи! Все оно, конечно, правильно, командиры там, комиссары и прочее. А вот как будет насчет того, чтобы ежели к порядку призвать, кто, скажем, сворует или схулиганствует? Семья и малая не без урода бывает, а нас эвон сколько собралось!
А. Е. Мокеев.
— Правильно, Александр Егорыч, — одобрил, появляясь рядом с Мокеевым, Малышев. — Для такой надобности нам нужен настоящий революционный трибунал. Выдвигайте, товарищи, кандидатуры.
— Синяева! — крикнул Шихов.
— Синяева, верно! — подхватили другие.
— Ливадных!
— Орешкина!
— Судить, ежели что, по всей строгости!..