По дорогам прошлого
Шрифт:
«РСДРП(б)»
— значилось на доске у входа в красивый каменный дом в два этажа с балконами.
Пока Борисов разбирал надпись, за его спиной остановились еще два солдата.
«Делегаты! — мелькнула у Борисова мысль. — Такие же, как я, от фронтовиков».
Пехотинец в старенькой, видавшей виды шинельке, кашлянул и спросил Борисова:
— Скажи, товарищ, что она обозначает собой, эта буква «б». В конце стоит. Махонькая такая?
— Российская социал-демократическая
— Это нам известно! — ответил важно пехотинец и, помолчав, добавил — Выходит, ты за большевиков?
— За большевиков! Ну, а ты сам за кого? — в свою очередь, спросил пехотинца Борисов.
— Мы за коммунистов, за тех, кто землю крестьянам…
— За коммунистов?
— Да!
— В таком случае нам вместе, дорога одна! Пошли!
Борисов легонько подтолкнул пехотинца в спину и шагнул к дому с надписью «РСДРП(б)».
Борисов поговорил здесь вдоволь, рассказал обо всем, что волновало фронтовиков-солдат, получил три тючка с литературой и листовками и отправился в обратную дорогу.
Приехал.
Тюки с литературой летному солдату сдал.
— То есть так удружил! По гроб жизни не забуду! Погибаем без настоящей литературы, — сказал солдат, сдвигая пилотку на ухо.
— Ты уж того, не ругай. Получил-то я три тюка, а довез только два, — сознался Борисов и рассказал летчику, что в поезде на обратном, пути встретились ему хорошие ребята, солдаты соседнего корпуса. Узнали, что в тюках большевистская литература.
— Дай, да дай!
Так пристали, что пришлось Борисову вскрыть один тючок и поделиться с соседями своим добром.
«Что же противиться! — подумал я. — Не одни мы правду ищем. Пусть почитают!»
— Правильно сделал! — одобрил слова Борисова солдат в пилотке. — Нам хватит и двух тючков.
— На большевиков работаете? — язвительно заметил председатель полкового комитета, капитан, член партии кадетов.
— Ничего, мы обойдемся! У нас своей хватит! — процедили сквозь зубы меньшевики с эсерами, узнав, что Борисов не привез для них ничего.
У них к этому времени и в самом деле литературы всякой было хоть завались.
Покончив с официальными делами, Борисов отправился к себе, в небольшой домик, где жили его друзья радисты. Здесь ему закатили такую встречу, что он не знал, куда деваться.
Дружеским объятиям не было конца. Васька Попов нажимал: «Давай, говори! Как в тумане живем. Говори главное, что привез из Петрограда».
— Главное? — пытливо посмотрел на всех Борисов.
— Самое главное, без чего жизнь не в жизнь! — повторил Попов.
Борисов вынул из пачки привезенных с собою газет номер «Правды».
— Слушайте, что пишут солдаты других фронтов:
«Мы, солдаты энской части, обсудив вопрос о войне, признали, что кровавая бойня объявлена преступным правительством и буржуазией без согласия народа и ведется не в интересах крестьян и рабочих, на которых ложится вся тяжесть ее… Мы требуем от Совета рабочих и солдатских депутатов выяснения вопроса о войне — и действительно ли родина в опасности, как кричат в своих газетах капиталисты. Мы верим только Совету рабочих и солдатских депутатов и требуем от него принять все меры и все средства к прекращению этой кровавой бойни без всяких аннексий».
Борисов закончил читать.
— Для солдата это и есть в наши дни главное, — сказал он, складывая газету.
— Правильней того, что в «Правде» написано, не придумаешь, — произнес убежденно латыш.
— В последний день перед отъездом из Питера слушал я, как товарищ Ленин выступал перед солдатами Измайловского полка, — начал было рассказывать снова Борисов, но за стеной домишка что-то хлопнуло. В открытое окошко всунулась помидорная рожа фельдфебеля:
— «Правду» читаете? Похождения во дворце Кшесинской слушаете? Отчетик, значит, о путешествии к господину Ленину? Так, запомним…
— Пошел вон! — закричал Попов.
Помидор исчез.
Неделю спустя шестерка радистов фотографировалась. В роли фотографа выступал фельдфебель. Он заглаживал свою вину перед радистами. Старался.
— Сфотографирую вас, а вы родным пошлете снимочек. Все вместе. Друзья-товарищи!
Рассаживая радистов поудобнее, он голубиным голосом ворковал:
— Правда, взглядов мы с вами разных. Я — за порядок и твердую власть, за кадетов, значит, за крепких хозяев. Вы, выходит, к большевичкам тянете! Тоже не плохо! Определенно, по крайней мере. В одном мы с вами сходимся: и мы и вы соли насыплем на хвост этой шушере — меньшевикам и эсерам. Несамостоятельные люди меньшевики. Эсеры того хуже. Так, так, минуточку. Спокойно!.. Снимаю!.. Готово! Еще разок! Так, так, замрите! Приготовьтесь! Раз, два, три! Вольно!
Солдаты, шутя и пересмеиваясь, поднялись с земли. Через два дня радисты получили от фельдфебеля готовые фотокарточки.
— На добрую память! — подавал он с ехидной улыбкой свое изделие.
Внизу, вдоль каймы оттиска, во всю длину, тянулась такая же ехидная, как и улыбка фельдфебеля, надпись: «Обитатели дворца Кшесинской».
— На этом и можно бы кончить мою историю, — сказал Борисов. — Разве добавить несколько слов, что все мы, солдаты-радисты, хоть и не были тогда большевиками, но с гордостью понесли присвоенную нам фельдфебелем в насмешку кличку: «Обитатели дворца Кшесинской».