Шрифт:
Часть первая
«Твоя жизнь важна! Пожалуйста, не отказывайся от неё! Ты прежде всего человек, а потом – мусульманка»! – вертится у меня в голове. Розетка в машине есть. Телефон неохотно набирает свои 16, затем 17 и 18 процентов зарядки. Тихонько перевожу свою мысль на французский язык, как будто уговариваю Джозефину – жить. Но позвонить не могу: несносный гаджет сразу выключится, если сейчас его включить.
Ещё полгода назад ничто не предвещало, что я буду переживать за девушку по имени Джозефина. И совсем не ожидала, что буду бегать по декабрьскому холоду, ища двух парней из Сенегала в тонких льняных одеждах. И не знала, что
Есть легенда: если подойти к манговому дереву, можно поговорить со всеми членами своего рода. Ты почувствуешь, что все твои родственники, жившие задолго до твоего рождения – здесь. Теперь я уверена: в этой легенде есть доля правды. Иначе, как объяснить то, что случилось со мной за эти четыре года?
Манговое искушение
Над белой салфеткой – напряжённое ожидание. Две женщины затаили дыхание: одна – полноватая темнокожая уже не молодая, вся обвешанная бусами, руки – в браслетах из ракушек. Она держит платок, в который что-то завёрнуто и готова подбросить это. Другая – совсем молоденькая, европейской внешности с иссиня-чёрными волосами и синими глазами.
Глухой звук и лёгкий скрип: раковины моллюсков падают на белоснежную скатерть. Несколько ракушек в полёте ударяются друг о друга и разлетаются. В тишине этот еле уловимый звук кажется громким. Полноватая темнокожая женщина в белой одежде шумно выдыхает. Теперь она аккуратно складывает платок, из которого только что бросила ракушки, кланяется в разные стороны и внимательно смотрит, какой рисунок они образовали. Она глядит на них, как картограф – на маршрут.
Синеглазая женщина тоже смотрит на раковины, но растерянно: то, как они упали, ей ни о чём не говорит. Она бросает долгий взгляд на темнокожую гадалку. Та водит пальцем над ракушками, повторяя в воздухе очертания фигуры, которую они образовали на столе. И, наконец, произносит:
– Ваш путь будет лёгким.
Синеглазая женщина выдохнула. Её слегка качнуло: видимо, от напряжения она делала редкие вдохи. Гадалка продолжила:
– Вы приедете туда без препятствий. Будет штиль во время пути. Ты увидишь другую страну. Она покажется тебе красивой. Всё будет необычно. Ты ничем не заболеешь. И даже холод тебя не испугает, – она улыбнулась своими пухлыми коричневыми губами.
– Вы с мужем проживёте в этой стране ровно год. Всё будет хорошо. У вас родится дочь. А потом всплывет что-то из прошлого. Вы отправитесь туда, куда даже не думаете. Там вы столкнетесь с трудностями и разочарованием. Но сумеете выстоять. Вы будите всё время бороться за выживание. У вас не будет ни друзей, ни родных. Поможет ваша любовь.
Женщина с синими глазами благодарит гадающую, протягивает ей какой-то холщовый мешок и уже хочет уйти.
– Постой, – темнокожая женщина берёт её за руку. – Чтобы беды обошли вашу семью, возьми с собой цветок с дерева, которое стоит там, где вы сейчас живете.
Я просыпаюсь.
В тот год я оканчивала журфак. Я ушла на этот факультет с факультета французского и английского языков. Тогда казалось, что языки – это нечто обыденное: в моей семье ими занимались все. Мама преподавала в гимназии, затем в языковых центрах. Бабушка переводила. Я не видела ничего особенного в спряжениях глаголов и с опаской думала: однажды мне придётся встать у доски, чтобы навсегда, как мне тогда казалось, «зарыть все свои остальные таланты».
Журналистика – наоборот казалась
Факты без просвета: там врезались две машины, здесь кого-то убили, учёные вновь придумали способ очистить реки, но этот способ внедрят лет через 500, там сменился глава администрации. И так – с самого утра до тех пор, пока глаза не начнут слипаться, а улицы не заполнятся потоками огней, сверкающих на тёмном асфальте. И главное – пишешь ли это ты или кто-то другой, в этом почти нет никаких различий.
Реальность, вперемешку с наивным патриотизмом. «Жители столицы региона обеспокоены: сколько ещё будут расти цены на котельное отопление»? «Мы лучше Нью-Йорка»! – заявил сегодня мэр города на ассамблее». «Лучше Нью-Йорка!» – с таким хештегом выстроились сегодня жители на городской площади. Их уже сняли на камеру с вертолёта, чтобы показать всему миру. Это действительно докажет, что наш регион – самый передовой…».
Благо на самом факультете я чувствовала себя намного свободнее, чем в редакции любой местной газеты: можно выбирать любую тему диплома.
– Политические протесты в Бразилии, Чили, Венесуэле в зеркале местных СМИ? Вы уверены, что хотите писать диплом на такую тему? – декан смотрел на меня, положив ладонь себе на блестящую лысую макушку. – С чего вдруг?
– Я … люблю Латинскую Америку, немного читаю на португальском, испанском…, – мне и самой не было до конца понятно, зачем мне диплом на эту тему. И тем более, к чему это приведёт. В конце концов, декан дал добро.
В тот год мне меньше всего хотелось походить на «настоящую женщину». Я была уверена: отношения – точно не для меня! Я ходила в мятом свитере, покрытым шерстью моей собачки Радочки. Она – шоколадного оттенка, маленькая и похожая плющевую игрушку. Ушки напоминают бантики на первокласснице, а на груди – белая «манишка».
У меня в рюкзаке всегда, кроме блокнотов и того, что нужно для работы, жил какой-нибудь учебник: итальянского, испанского или португальского. Я носила джинсы и удобные ботинки. А ещё – брошку в виде дракончика (из эпоксидной смолы) – не для красоты, а талисман. Любимая причёска – скрутить волосы в пучок: для этого их даже не надо расчёсывать. На руке – два браслета: один – из деревянных бусин, другой – из рудракши.
Так я ходила по университету, в редакции, на репетиторство – помогать школьникам с программой по английскому языку. В таком виде проводила экскурсии для иностранных туристов. А когда мой ноутбук приказал долго жить, мне пришлось обосноваться в университетской библиотеке – писать диплом. Меньше всего в мои планы входило влюбляться. Это ещё зачем? Но он подошёл ко мне в библиотеке.
В тот год ещё была жива бабушка. И рыжий кот. Больше всего бабушка ненавидела тишину. Уже 11 лет она не выходила на улицу – травма шейки бедра должна бы приковать её к кровати. Но бабушка ходила на ходунках по квартире, включала телевизор, радио. Если включала газ, то так, чтобы пламя обжигало кастрюлю. Если воду – громко, чтобы поток лился, как водопад.
– Бабушка не кричит: у неё такой голос, – так мне говорили с детства.
– У вас такой поставленный голос! – восхищалась моей бабушкой одна знакомая. Да, этот голос наполнял всю квартиру, перекрывая собой телевизор чуть ли не на самой высокой громкости, радио, воду, газ – всё вместе.