По дороге могущества. Книга третья: Падение. Том II

Нукланд Алан

Ненавижу!..

Мерзкие, раскрасневшиеся от усталости, удовольствия и дурно пахнущего пойла лица тех, кто называет меня своими хозяевами. Они вновь и вновь приходят ко мне с другими двуногими гуатами, пьют, скалятся в улыбках и звенят мешками, доверху наполненными сверкающими плоскими кругляшами. А потом их встречи всегда заканчиваются одним и тем же — болью. Ужасающей, нестерпимой болью. Они вырывают мне чешую, когти и зубы, кромсают плоть и изымают органы. Но эти звери не дают мне забыться в забвении или умереть. О, нет! Их шаманы поддерживают во мне жизнь, а после, когда истязания, наконец, заканчиваются, моё изуродованное тело

бросают обратно в клетку и меня отпаивают вкусной водой, от которой восстанавливаются кости, вновь появляется мясо и органы, растёт новая чешуя, когти и зубы.

А потом круговорот страданий неизменно повторяется вновь…

Ненавижу!!.

Покорность. Раболепие. Подчинение. Я научилась всему этому. Научилась быть тихой, безобидной, и даже ласковой.

И я научилась выжидать.

А потом… потом всё внезапно изменилось.

Сила. Она просочилась в моё тело, словно глоток свежего воздуха, и сознание прояснилось. Пелена тумана перед глазами спала и тогда я, наконец, поняла.

Время пришло.

Ненавижу!!!

Крики мечущихся в страхе людей проникают в голову и пьянят так сильно, что не хочется, чтобы они когда-нибудь заканчивались. Мои клыки вгрызаются в горячую плоть, хвост протыкает тела и дробит кости, а когти разрывают на части всех, до кого могут дотянуться. Повсюду была кровь и ошмётки трупов, а воздух буквально звенел от воплей раненых.

Они больше не смеялись. В их застывших в ужасе глазах больше не было веселья — только страх и боль. Но мне этого было мало! Они заслужили в сотни, в тысячи, в миллионы раз больше!! Они ответят мне за каждое мгновение тех пыток, которым бесконечно подвергали меня!!!

Запрокинув окровавленную пасть к небесам, я неистово взревела.

НЕНАВИЖУ!!!

***

Вздрогнув, я с трудом открыл опухшие глаза. Поначалу не было видно ничего, кроме тонущих во тьме размытых очертаний, но с каждым мгновением, проведённым в сознании, зрение прояснялось и картинка становилась всё чётче.

Рука. Моя дриарилловая рука. Она недвижимо лежит на пыльной, вымощенной камнем земле ладонью вверх, и она вся покрыта засохшей кровью. Сглотнув, скольжу взглядом дальше и упираюсь им в стену, которая буквально через несколько десятков сантиметров уходит за угол, а дальше виднеются мелькающие ноги проходящих мимо людей. Плохо работающий мозг нехотя выдаёт предположение, что я сижу внутри Z-образной выемки, привалившись спиной к стене здания и безвольно опустив подбородок на грудь. Облизнув пересохшие губы, медленно поднимаю голову и кривлюсь от боли в затёкшей шее. Стукнувшись затылком о холодный камень, я равнодушно стал наблюдать за плетущимися по мостовой горожанами и помогающими им солдатами, чей путь снова лежал в глубины подземелий замка. Мой взгляд переходил от одного измученного лица к другому и практически везде отмечал одну и ту же картину: плечи идущих поникли, а глаза отрешенно смотрят в землю, стараясь не замечать груженные ранеными и умершими телеги, от скрепящих колёс которых ледяной холодок страха пробегает по спине и вызывает в руках неконтролируемую дрожь.

— Не очень-то радостное зрелище, верно? — раздаётся тихий голос.

Слегка поворачиваю голову направо и вижу сидящего рядом Вильяра. На несколько секунд задержав на нём взгляд, я вновь отвёл глаза, а затем тяжело отлип от стены и сел, устало свесив руки между колен.

— Наши все спаслись? — глухо спросил я.

Тэк кивнул.

— Да. Все. В отличии от многих,

нам повезло отделаться только лёгкими ранами.

— Мм. Это хорошо. — Чувствуя странный, разгорающийся в дриарилловой ладони жар, я перевернул её и не мигая уставился на кончики дрожащих пальцев. И чем дольше я смотрел на них, тем больше казалось, что ногти начинают едва заметно удлиняться…

— Саргон?

Вздрогнув, я посмотрел на Вила.

— А?

— Я видел Лютера.

До меня не сразу дошел смысл сказанного, но потом моё лицо прояснилось.

— Где?

— Во время отступления. — Вильяр помрачнел. — Он… он был на стороне зверосилпатов, Сар. Вместе с ними гнал и убивал отступающих. А под его командованием были и другие перебежчики.

— Вот оно что. — Я глубоко вздохнул. — Переметнулся, значит.

Вильяр сложил руки в замок и стиснул их так сильно, что они они побелели.

— Я должен тебе ещё кое о чём рассказать.

Я вновь взглянул на друга.

— О чём?

— О Ледии.

Я удивлённо вскинул брови и невольно переспросил:

— О Ледии? Ты о той девушке из нашего похода на рыпохвиста?

— Да, о ней. — Было видно, что каждое слово даётся Вилу с трудом. — Помнишь, как она умерла? Закрыла собой Лютера?

Я кивнул, прогоняя перед глазами тот ужасный момент, когда рыпохвист пробил хвостом грудную клетку девушки, а затем размозжил о землю.

— Дело в том, что… — Тэк споткнулся и сглотнул. — Дело в том, что она не делала этого. Она даже не собиралась отталкивать его или, тем более, жертвовать собой… Это всё Лютер. Он схватил её и закрылся ей, словно живым щитом. Я сам видел это. Своими собственными глазами. Но… но тогда я думал, что он сделал это просто из-за паники, и поэтому промолчал.

Я крепко сжал стальную руку в кулак и закрыл глаза, с трудом сдерживая рвущуюся наружу ярость.

Лютер-р! Ублюдок! Клянусь Древними, где бы ты ни был, я тебя достану и ты мне ответишь за все свои прегрешения! Я стану твоим карателем и именно в моём лице ты найдёшь палача!

— Понимаю. — С трудом выдавил я, подавив клокочущую в груди ненависть. — Не ты один доверял ему и верил, что даже с таким гнусным характером он никогда не переступит черту. Но мы оба ошибались.

— Да. Ты прав. — Вильяр тяжело вздохнул и несколько минут мы полном молчании подавленно смотрели на бредущих мимо людей. А потом он вновь заговорил, и голос его был полон искренней печали: — Просто, знаешь, я никак не могу забыть её глаза в тот момент. В тот самый последний момент. В них словно бы переплелось удивление, отчаяние и ужас. Она ясно и отчётливо понимала неизбежность приближающейся смерти, но до последнего не хотела её признавать. Она не хотела умирать, Сар. Но самое страшное, что я сейчас отчётливо вижу этот её взгляд на лицах всех этих людей. Они тоже не хотят умирать, и при этом полностью осознают, что сейчас Баглорд находится к ним ближе, чем когда-либо…

Тэк был прав. Они все боятся смерти и не знают, как им быть и что делать, чтобы выжить самим и спасти своих родных и близких. И вся эта неопределённость особенно давит и страшит именно сейчас, когда сын лорда погиб, а о судьбе раненого барона пока абсолютно ничего неизвестно. Увы, как бы ни было тяжело это признать, но стоит взглянуть правде в лицо — жизни всех жителей Рэйтерфола ныне целиком и полностью зависят не от них самих, а от чужой воли, в чьей сомкнувшейся мёртвой хваткой руке туго переплетены нити их судеб.