По дороге в Самарру. Сборник рассказов
Шрифт:
Мне показалось, что Татьяне было хорошо со мной. Это придало мне смелости, и я попытался пригласить её к себе в номер. Она искренне удивилась – не оскорбилась и не возмутилась, а именно удивилась, чем необычайно смутила меня. Мы обменялись телефонами и договорились встретиться завтра. Засыпая в одиночестве, я думал только о ней. В голове моей сами собой складывались поэтические строки. Такое со мной раньше случалось только в состоянии влюблённости.
На завтра мы уехали на дикий пляж, где между заходами в воду покуривали травку, валялись и загорали на белом песке до самого вечера. Общение с Татьяной
Вечером, по дороге назад, мы перекусили в придорожной харчевне, и выпили пива. Дорога прихотливо извивалась, проходя через местные деревушки, которые в этот предзакатный час выглядели очень живописно. Мы двигались в пёстрой тени могучих деревьев, и тёплый ветер гулял в наших волосах. Я уже стал забывать те времена, когда мне бывало также хорошо.
На следующий день она позвонила мне сама, и мы условились встретиться вечером на пляже.
Я увидел её танцующей на закате под ритмичные звуки производимые группой барабанщиков среди таких же, как она стройных и загорелых людей, совершающих энергичные движения. Вокруг танцующих на пляже плотным кольцом толпились зрители. Для прибывших на Гоа впервые, всё это выглядело диковато и экзотично. Многие снимали действо на видео.
Прикрыв глаза, она совершала ритмичные движения в такт звучащему хору тамбуринов. Её смоляные кудри метались из стороны в сторону, усиливая общее впечатление. Извивающееся в танце, стройное тело Татьяны излучало какую-то неудержимую силу; такое ощущение возникает, когда стоишь рядом с молодой породистой, ещё не объезженной вороной лошадью.
Публика завелась, и многие непроизвольно подтанцовывали. Я несколько минут зачарованно глядел на эту молодую, прекрасную женщину. От волнения моё сердце забилось чаще. В ней было всё то, чего мне так не хватало, о чём я думал все последние годы.
Но в тот же момент до меня дошло, что завоевать и увести с собой эту женщину мне будет нелегко, а удержать против её желания будет невозможно. Для этого нужно стать таким же молодым и сильным, с лоснящейся от потной испарины шкурой, существом, за которым она пойдёт сама…. Ей нужно было подарить будущее, а значит посвятить всю мою оставшуюся жизнь, отбросив, перечеркнуть всё то, что было до этого момента – по–другому с таким человеком не получится! Забыть про дом и посаженное дерево, и начать всё с начала…
Почему–то вспомнился давно прочитанный мною рассказ про существовавший в неком городе магазин желаний, в котором можно было приобрести всё: успех в бизнесе, власть, деньги и даже счастье – счастье было самым дорогим товаром! Но за всё необходимо было заплатить. Цены были разные.
Например, любимая работа стоила отказа от стабильности и предсказуемости (возможно даже материального благополучия), готовности самостоятельно планировать и структурировать свою жизнь, веры в собственные силы и разрешения себе работать там, где нравится, а не там где надо.
Власть стоила чуть больше. Надо было отказаться от некоторых своих убеждений, научиться находить всему разумное объяснение, уметь отказывать другим, знать себе настоящую цену, научить себя говорить «Я», заявлять о себе, игнорируя одобрение или неодобрение окружающих.
Некоторые цены казались странными. Замужество можно было получить практически даром, а вот счастливая жизнь стоила дорого – персональная ответственность за собственное счастье, умение получать удовольствие от жизни, знание своих желаний, отказ от стремления соответствовать стандартам окружающего общества, небольшое чувство вины, умение ценить то, что есть. А на двери того магазина висело объявление: «Если твое желание не исполняется, значит, оно еще не оплачено».
А готов ли был я заплатить свою цену за исполнение моего желания?
Танцевальное действо продолжалось, а я отошел в сторону и присел на песок. Край малинового диска ещё висел над океаном, и на этом полотне заката каждый мог прочитать всю правду о себе. Та вода, по которой я так скучал, утекла далеко – далеко, и никто и никогда не сможет помочь мне войти в неё ещё раз. Мне нужно было учиться плыть в той, которая текла передо мною.
Солнце уже село, но я знал, что завтра оно обязательно взойдёт, и его закат будет таким же завораживающе красивым. До отъезда в Москву оставалось два дня.
15.08.13.
Белый лист
короткая повесть
Глава 1
Охотников зарезать пастуха вызвалось сразу несколько человек. Они долго возились с ним, прижимая коленями, лежащее на земле, худое тело. Стрелять было нельзя. Семёнов краем глаза видел, как ещё долго подёргивались ноги убитого. Стояла почти полная луна.
Через нашего таджика-переводчика капитан Ермаков долго допрашивал пожилого пастуха, которого к нему притащили разведчики. Этот тщедушный местный житель был напуган и простодушно рассказывал всё, о чем его спрашивали. Когда ему в лицо светили фонариком, были видны его небритые щеки и острый, заросший многодневной щетиной кадык. Оставлять его было нельзя. Все понимали это и старались не смотреть пленному в глаза. Но то, что из разведгруппы убрать его вызовутся сразу трое, все-таки неприятно удивило старшего лейтенанта Алексея Семёнова.
Он воевал севернее Кабула уже третий год из девяти с начала военных действий и успел заметить, что отношения с местными усложнились. Да и наши стали всё воспринимать по-другому. Ожесточились. Теперь шла подготовка к какой-то новой войсковой операции, и этот рейд возглавлял лично командир полковой разведки Ермаков.
В расположение своей части они вернулись только под вечер следующего дня. Семенов принял душ и завалился на свою кровать. На душе было непривычно муторно. Ужасно хотелось выпить. Гашишем он не баловался, хотя иногда и задумывался об этом, глядя на других офицеров. Его не покидало чувство внутреннего напряжения. Сон не шел.
Обычно, кадровые офицеры отбывали в Афгане два года. Он же, как не женатый, сам подписался на “второй срок”. Воевать ему нравилось. Об остальном он старался не думать. За время службы здесь, дома он успел побывать два раза.
Второй раз ехать пришлось на похороны отца.
Отец лежал в гробу в привычно застёгнутой на все пуговицы, белой сорочке. Он, чисто выбритый, без обычной папиросины зажатой в тонких губах, в окружении старух в чёрных платках, выглядел как-то по-другому. Мать обняла Алексея, глянув сухими, выплаканными глазами. Вспомнились деревенские поминки. Заскорузлые руки и обветренные лица односельчан сидевших за поминальным столом.