По дороге в вечность
Шрифт:
На улице ноябрь, но довольно теплый. Мы доходим до машины. Открываю заднюю дверцу, помогаю Кэмрин забраться внутрь и спрашиваю:
– Какое именно? Ты знаешь, я обожаю заключать пари.
Кэмрин устраивается на сиденье. Я обегаю вокруг машины, открываю другую дверь и тоже забираюсь внутрь. Мои руки лежат на рулевом колесе. Я не тороплюсь заводить двигатель. Поворачиваюсь и жду ответа Кэмрин.
Она улыбается, слегка закусывает нижнюю губу и погружается в недолгие раздумья. Ее длинные светлые волосы разметаны по
– Поскольку ты у нас непрошибаемо уверенный, – наконец изрекает она, – вот ты и придумывай пари. А я либо соглашусь, либо нет. – Она вдруг умолкает, потом сердито грозит мне пальцем. – Но ничего сексуального. По-моему, эту сферу ты и так успешно освоил. Я кое-что придумала… – Кэмрин энергично крутит ладонью перед собственным носом. – Не знаю… что-нибудь смелое или значительное.
Хммм. Я в тупике. Вставляю ключ зажигания и, прежде чем его повернуть, говорю:
– Хорошо. Если родится девочка, я выберу ей имя.
На моем лице сдержанная, но гордая улыбка.
– Такое пари мне не нравится. – Кэмрин слегка морщит лоб и задирает подбородок. – Тебе не кажется, что имя ребенку должны выбирать оба родителя?
– Конечно. Но разве ты не доверяешь мне?
– Что ты… – помедлив, отвечает она. – Я тебе доверяю, но…
– Но не настолько, чтобы предоставить мне выбор имени для ребенка? – Я вопросительно изгибаю бровь, хотя на самом деле собираюсь запудрить ей мозги. От моего взгляда Кэмрин становится неуютно. – Ты не договорила, – продолжаю давить я.
– И как ты собрался назвать нашу дочку? – Кэмрин скрещивает руки на груди.
– А почему ты думаешь, что я уже его придумал?
Я поворачиваю ключ зажигания, и «шевель» оживает.
– Только не отнекивайся. – Кэмрин хмыкает и искоса смотрит на меня. – Ты наверняка уже выбрал имя, иначе не говорил бы с такой уверенностью, что родится девочка, и не подбивал бы меня на пари. Особенно накануне УЗИ.
Я, пряча улыбку, разворачиваю машину.
– Лили, – изрекаю я и краешком глаза ловлю выражение лица Кэмрин. Мы выезжаем со стоянки. – Лили Мэрибет Пэрриш.
Улыбка трогает уголки ее губ.
– А ты знаешь, мне нравится, – говорит Кэмрин, и ее улыбка становится все шире и шире. – Признаюсь, меня слегка удивляет твой выбор. Почему Лили?
– Просто так. Приятно звучит.
Мой ответ не убедил Кэмрин. Она смотрит на меня с игривым прищуром.
– Я правду тебе сказал, – добавляю я с легким смешком. – Я озадачился выбором имени с тех самых пор, как ты сказала, что беременна.
– И ты все это время думал об именах?
Кэмрин удивлена, но мои слова явно пришлись ей по вкусу.
– Да. – Тем не менее я краснею. – Но я думал только о женских именах. Хорошего мужского имени не выбрал. Ничего страшного, у нас в запасе еще несколько месяцев.
Кэмрин смотрит на меня с сияющим видом. Уж не знаю, какие мысли теснятся в ее голове, однако чем дольше она на меня взирает, тем сильнее краснеет моя физиономия.
– Что еще? – нервно рассмеявшись, спрашиваю я.
Кэмрин наклоняется вперед, потом обхватывает мой подбородок пальцами и поворачивает мою голову.
– Боже, до чего я тебя люблю, – шепчет она.
Через мгновение я улыбаюсь до ушей:
– Я тоже тебя люблю. А теперь пристегнись.
Кэмрин щелкает пряжкой ремня.
По пути в клинику мы безотрывно смотрим на автомобильные часы. Остается восемь минут. Пять. Три. Думаю, что нас обоих берет некоторая оторопь. Выворачиваю на стоянку. Совсем скоро мы точно узнаем, кого нам ждать – сына или дочь. Первый сеанс ультразвуковой диагностики.
– Это ожидание меня доконает, – прислонившись к моему плечу, шепчет Кэмрин.
Ощущение странное. Мы сидим в приемной, окруженные беременными женщинами. Я немного напуган и стараюсь не смотреть на этих цыпочек. У некоторых из них сердитые лица. Здесь есть журналы, чтобы скоротать время. В том числе и мужские. Кажется, номер один и тот же, поскольку на обложках – снимок удалого парня, поймавшего здоровенную рыбину. Свою добычу он держит на весу, запихнув большой палец в рыбью пасть. Делаю вид, что читаю статью.
– Мы тут сидим меньше десяти минут, – шепотом отвечаю я Кэмрин и ободряюще провожу по ее ляжке.
Журнал сползает мне на колени.
– Знаю, – говорит она. – Это нервное.
Беру ее за руку, и тут из боковой двери выходит медсестра в форменной одежде розового цвета и называет фамилию Кэмрин. Мы оба встаем и идем в кабинет.
Сажусь у стены. Кэмрин раздевается, затем надевает больничный халат. Я поддразниваю ее, говоря, что халат очень эротичен и позволяет любоваться ее задницей. Кэмрин делает вид, что оскорбилась, но ее выдают покрасневшие щеки. Мы сидим и ждем, теперь в кабинете. Медсестра уходит. Через какое-то время появляется другая. Наверное, она и будет проводить УЗИ. Начинает мыть руки.
– Вы перед приездом сюда выпили достаточно воды? – поздоровавшись, спрашивает медсестра.
– Да, мэм, – отвечает Кэмрин.
Чувствую: она боится. Я знаю, чего именно: вдруг диагностика выявит у нашего малыша какие-то нарушения? Пытаюсь ободрить Кэмрин, говорю, что все будет замечательно, но это не уменьшает ее тревог.
Теперь мы находимся в разных концах кабинета. Кэмрин поглядывает на меня. Я не могу сидеть спокойно. Встаю и подхожу к ней. Медсестра не требует от меня вернуться на место. Она задает Кэмрин вопрос за вопросом, неторопливо надевая медицинские перчатки. Помогаю отвечать, поскольку волнение Кэмрин нарастает с каждой секундой. Она говорит односложно, с паузами. Стискиваю ее руку, пытаясь хоть как-то успокоить.