По другую сторону надежды
Шрифт:
Дождь заливал стекла очков, превращая и без того невесть как сгустившийся мрак в размытый потеками мир — и россыпь огней всего в полумиле от Гарри и манила, и вызывала бешеную ярость своей недоступностью. Солнце, если оно и было с утра, окончательно скрылось за непроглядно черными тучами, и только яркие проблески молний время от времени врывались в необъяснимую темень, выхватывая из нее ряды одинаковых домиков невдалеке, и льнущие от ветра к земле кроны деревьев, и булькающую грязь, в которой утопали колени. Гром грохотал так, что Гарри едва слышал собственный голос.
Джерри
Гарри машинально склонился к нему.
— Горячий… — беззвучно прошептал Джеральд. В синих глазах застыло немое счастливое изумление, почти скрывая поглощающую их пустоту. — Так… было холодно… без тебя…
Отчаяние затопило одним горьким, сметающим все чувства потоком. Ты не можешь умереть, билось что-то внутри Гарри. Я не позволю тебе. Ты не можешь…
Распахнутые глаза беспомощно и доверчиво смотрели на него, не моргая. Искать разум Снейпа до бесконечности под их взглядом было невыносимо — и невозможно.
Запрокинув голову, Гарри зажмурился и мысленно заорал — что было сил — и плевать, что так его услышат вообще все, что он перепугает здесь добрую ораву народа, плевать на все — потому что так Северус услышит его наверняка. Даже если это будет последним, что Гарри вообще сможет выкрикнуть в своей жизни…
— Не кричи, — устало поморщился Драко, отстраняя Панси и делая шаг вперед.
Поблескивающие осколки стекла на полу. Карта Британии, расстеленная прямо на ковре — и небрежно брошенный кристалл с неровно сколотыми краями поверх нее. Взгляд цеплялся за какие-то мелочи, и только глухой плач повисшей на его шее Луны не давал плюнуть на все и провалиться в беспамятство.
Руки машинально поглаживали вздрагивающие девичьи плечи.
— Гарри у Снейпа, — слова ронялись почти сами собой, тяжелые и такие же усталые. — Джерри… плохо. Но он… ему еще можно помочь, Поттер его туда потащил…
— Симус?.. — уточнила Панси.
От ее напряженного взгляда хотелось выть. Драко, сдавшись, спрятался от него, зарывшись лицом в спутанные локоны светлых волос Луны.
— Мертв, — глухо ответил он. — Я убил его.
Панси медленно выдохнула и, склонившись, оперлась руками о спинку кресла. Облегчение пульсировало в ней, как бешено колотящееся сердце.
— Лавгуд, отползи от него, — невыразительно попросила она. — Пусти человека в душ.
Луна, всхлипнув, отстранилась и попыталась улыбнуться Малфою, заглядывая в бледное лицо снизу вверх. Кулачки прошлись по щекам, стирая остатки слез — от нее веяло легкой неловкостью пополам с желанием заранее простить себе затяжную истерику. Простить кому угодно все, что угодно — за то, что Драко стоит сейчас рядом с ней.
— Это кровь Финнигана, — неохотно ответил он, опережая немой вопрос. — Пришлось… чуть не по локоть вывозиться…
Луна едва заметно нахмурилась, светлые глаза подернулись легкой дымкой. И почти сразу снова прояснились — только теперь в них светилось недоумение.
Я просто устал! — едва не
Мне плевать — я просто устал. К черту Финнигана… к черту всех, если я не могу просто закрыть глаза и не думать ни о чем — я же сделал все, что от меня требовалось… Мы все сделали. И это — все. Неужели не ясно?..
— Драко, чем ты там занимался?!.. — с нотками вновь пробивающейся истерики, задыхаясь, выкрикнула Луна. — Ты что… ты…
Из-за ее плеча за ним цепко и напряженно наблюдали непроницаемые, настороженные глаза Панси.
Малфой, покачнувшись, невольно ухватился за стену, медленно сползая по ней на пол. Он весь превратился в одно измученное перенапряжением и почти рыдающее от усталости существо. Тело не просто налилось свинцом — оно ныло и гудело.
— Со мной. Все. В порядке… — с нажимом прошептал Драко побелевшими губами.
Глаза закрылись едва ли не против воли — и это было почти наслаждением. Наконец-то…
Если бы я кричал в голос, то, наверное, лишился бы сегодня способности говорить навсегда — почему-то не оставляла несвоевременная, отдающая самобичеванием мысль. Чудовищно ломило виски — от напряжения, от сотрясающих землю громовых раскатов… от страха.
От ужаса — потому что мир вдруг заполнился множеством тел, они были так близко, что, казалось, почти обжигали своим присутствием, и от их нервозности, их ощетинившейся нерешительности веяло сдерживаемой агрессией и желанием раздавить его, вмять в хлюпающую грязь, если только он попытается сделать хоть что-то, хоть что-то…
Тела были повсюду — вокруг, они постоянно прибывали откуда-то, множились, окружая, нервируя, и все, что Гарри мог — это продолжать мысленно кричать, не замечая, что захлебывается в рыданиях. Не замечая, что задыхается, уткнувшись лбом в обжигающее холодом хрупкое, податливое плечо.
Руки, казалось, слились с тонкой ледяной спиной, которую обвили мертвой хваткой — и лед был неправильным, тем, чего не должно было быть. Это просто дождь, сквозь слезы повторял себе Гарри, зарываясь лицом в открытую шею, согревая ее дыханием. Это просто ливень — да я сам уже ног не чувствую, в этой луже-то, лето, называется, это просто гроза, ты замерз, Мерлин, мальчик мой, как же ты замерз… Мой светлый синеглазый мальчик…
Я согрею тебя. Мы согреем.
Ты только подожди.
Онемевшая кожа почти не ощущала ударов хлещущих с неба струй — это все холод, в жарком отчаянии прижимаясь к Джеральду, убеждал себя Гарри. Это все чертов холод, но мы разгоним его, мы…
Он почувствовал Северуса, как внезапно накатившую и едва не опрокинувшую его свирепым напором ярости, облегчения и горечи волну — как если бы волна неслась на них с бешеной скоростью, а потом, вопреки всем законам инерции, вдруг остановилась, как вкопанная, будто мгновенно смерзшись и превратившись в камень.