По эскалатору вниз
Шрифт:
— Господин Шаумель, я ничего на туалетной двери не писал, и я этого так не оставлю. Я буду жаловаться господину Катцу!
Господин Шаумель подскочил как ошпаренный. На лице — выражение глубочайшей обиды.
— Хочешь жаловаться! На меня? На такое еще никто не решался, голубчик, я бы и тебе не советовал. Не то увидишь, у кого тут самая длинная рука! Характеристики пишу я, и от этого зависит, когда ты отсюда выйдешь!
— Но это несправедливо, господин Шаумель!
— Час от часу не легче! Теперь ты меня еще и в несправедливости обвиняешь. Именно ты!
— Я ничего такого не натворил и не хочу, чтобы вы меня перед всеми позорили. Даром не надо!
Господину Шаумелю стоило усилий взять себя в руки.
— Вот как? Тебе это даром не надо! В таком разе я тебе просто-напросто докажу, что этим пачкуном был ты. Да и ни у кого другого зеленого фломастера нет. Я ведь видел, как твой друг Свен подарил их тебе на день рождения. А теперь пошли со мной в подвал, посмотрим! Нет, стой! Сперва ты мне напишешь несколько слов на этой бумажке — печатными буквами. Пиши: «Ищу друга». Теперь пиши: «Полночь». Хватит. А теперь — пошли.
Йоген все спокойно написал и не менее уверенно последовал за воспитателем в подвал. На лестнице они встретили Кайзера Рыжая Борода, который присоединился к ним.
В туалете Шмель рывком открыл одну из дверей и прокурорским тоном отчеканил:
— Вот, смотри… — И осекся. Никакой надписи на двери не было. — Но ведь здесь только что… — Он открыл — и с тем же результатом — соседнюю дверь, несколько растерялся.
— То, что тут было написано, я недавно стер, господин Шаумель! — сказал практикант. — С лакированной поверхности фломастер легко отходит.
Шаумеля всего перекорежило.
— Какое вы имели право просто-напросто уничтожить улику, господин Винкельман? За моей спиной! Не спросив меня! Вам, очевидно, не ясно, что вы здесь исполняете роль воспитателя — по крайней мере, еще два дня, пока ваша практика не кончится, — а не пособника этих паразитов?
Рыжая Борода мягко возразил:
— Не следует ли вам, господин Шаумель, в присутствии мальчика взять иной тон.
Со стороны могло показаться, будто воспитатель хочет броситься на него.
— Что это вам взбрело? Вы мне еще будете указывать?! У меня несколько больше опыта, чем у вас, уж поверьте. И я запрещаю вам вмешиваться в мои методы воспитания!
— Я полагаю, что наилучший метод в данном случае — это просто взять и стереть надпись, а не устраивать сцену на тему «Преступление и наказание». Да и какой во всей этой истории криминал? Кто-то из ребят накорябал что-то на туалетной двери. Этого быть не должно, нет слов. Но поджог был бы в тысячу раз хуже. Не вижу повода для волнений. Считаю просто недостойным устраивать целое представление из-за такой чисто детской выходки.
— Об этом нам лучше потолковать с глазу на глаз. Можешь идти, Боксер!
— А наказание как же?
— Оно остается в силе. Второго зеленого фломастера в группе нет.
Рыжая Борода вмешался еще раз:
— Не могу представить, чтобы это сделал Йоген. Он бы не написал «полдень» с дефисом и через «и».
— Я сказал, ты можешь идти, Боксер!
Йоген пошел в спальню, где никого, кроме Свена, не было. Свен сразу усадил его на край кровати и зашептал, с опаской поглядывая на дверь:
— Йоген, сдается мне, я знаю, кто это сделал. Пудель сказал, что Терьер брал из твоего шкафа футляр с фломастерами. Я посмотрел: там его и вправду нет.
— Где ж этот гад?
— Пошел со всеми к ограде. Пудель и тебя хотел одной угостить.
— Ну, я ему устрою! Будет помнить! Но сначала пойду к Шмелю.
Свен с трудом удержал Йогена за рукав и горячо зашептал:
— Не советую тебе, Йоген. Мы в группе чего только не вытворяем — пусть. Но продавать кого-то Шмелю — на это никто не пойдет. Если ты это сделаешь, тебя за человека считать не будут.
— Думаешь, я должен неделю корячиться в подвале, не выходить в город, не получать карманных денег — и все из-за Терьера?
— Невезуха. — Свен криво улыбнулся. — Но я голову даю на отсечение, что завтра утром Терьер сам к тебе подкатится. И деньги свои отдаст, и вкалывать за тебя предложит. Свободный день, конечно, накрылся. Но и Терьер никуда не пойдет, посмотришь. И я, между прочим, тоже, раз тебе нельзя.
Йогена все это не переубедило, но спорить он не стал, так как появились ребята. Они проходили мимо кабинета воспитателя, вытягивая шею и прислушиваясь к доносившимся оттуда громким голосам, после чего, успокоенные, направлялись в спальню.
Йоген схватил проходившего мимо Терьера за рубашку.
— Мои фломастеры еще у тебя? Говори!
— У меня? Твои фломастеры? Спятил, что ли? На фига они мне?
— Подержи-ка его, — сказал Пудель. Он подскочил к шкафчику Терьера, опытными движениями прошелся по всем вещам и с победным видом выудил откуда-то пластиковый футляр с фломастерами. — Держи свое добро, — он кинул Йогену футляр. — Сам, поди, знаешь, Терьер, что тебя теперь ожидает.
Когда после душа Йоген взялся за уборку, к нему пристроился Терьер и молча стал помогать. Вид у него был очень смущенный; и после того, как все было закончено, он робко сказал:
— Слышь, Боксер, может, поговоришь с ними? Я эти штуки и не думал воровать. Честно! Почиркал малость, а потом забыл… С кем не бывает.
— И на двери в уборной тоже ты почиркал, и ни слова не сказал, когда Шмель меня за это взгрел.
— Не мог я, Боксер. Никак не мог. Эх, если б ты знал, чего только в моем деле не написано! Мне тогда вообще гроб с музыкой — характеристики для освобождения в жизни не получить. А ты тут новенький, и для тебя это совсем не смертельно. Так скоро они тебя все равно не выпустят. Успеешь еще получить вагон хороших характеристик. А я здесь уже. четыре года. И если, наконец, теперь отсюда не выйду, меня переведут учеником в спецучилище…