По грехам нашим. В лето 6733
Шрифт:
— Выпить братину с воеводой честь для меня, отрока нерадивого, что у рати на коне быстром сиделл, кабы сбечь далей ад сечи лютой и живот свой уберечь, прощай меня, воевода за непочтение, — сказал я и поклонился.
За столом воцарилось молчание. Очевидно, что мало кто мог распознать сарказм в моих словах. Люди этого времени мудрые, вот только нет у них опыта хитрости и лукавства, не могут они в своем большинстве распознать шутку. Ну не все, конечно, но так лукавить и искусно врать, как это может жена после корпоратива, или муж после «рыбалки» с друзьями, в особенности чиновники с обещанием «принять меры», местные хроноаборигены не могут. Или я еще не столкнулся таким явлением
Первым неудержимым хохотом на все просторное помещение разразился Нечай, который сидел пятым по левую сторону от князя. Его посыл подхватил Любомир, который сидел передо мной по левой стороне, тогда как я занимал крайнее место. Великий князь, пристально посмотрев на своих людей, задорно смеющихся, так же сначала заулыбался, а потом, засмеялся в голос. За князем уже все, кроме воеводы, смеялись. Оказалось, что подхалимов в свите великого князя хватало, как при любом дворе монарха, так как многие явно не понимали причин радости и веселья, но поддержать княжеский почин — то завсегда. Вот воин, молодой на вид признается, что он еще до начала боя думает о бегстве. По этому принципу и подбирает себе коня. А князь смеется? Да гнать отрока в шею с ближнего княжьего пира, а не поощрять.
— Ты пошто скоморошничаешь, отрок нерадивый, али родитель учтивости не научил? — взбеленился воевода, явно растерявшийся от происходящего.
— Ты родителя моего не поминай, он добрый воевода был и згинул в земле сарациновой, а я сирым стал. Токмо за княжим столом, испиваем братину и братами зваться повинны, а не лаяться, — я сделал паузу, высматривая реакцию князя — тот внимательно наблюдал за событиями. И я решил покуражиться. — Я в свои лета в пяти сечах был, где русская рать вверх брала и ворага била. И на стенах Риги я первым был и марийцев бивал за набег их, да виру воны мне несут четырьмя родами. А испытай меня, воевода. Другом тебе стать желаю, но не супротивником.
Я низко поклонился.
— А братину, ближния мои позабыли, — сказал, наконец, великий князь. — Выпейте, да и спытайте боярина.
Дальше все пили братину быстро, без громких и долгих славословий. Собравшиеся ждали развлечения, которые в этом мире явно были в дефиците.
— За вас, будьте ближними мне и станьте на оборону земли, а ворага нынче вельми много и на полночи и з полдня. И латинян идет и степные рати — все на Русь святую зарятся, — произнес свою речь великий князь и последним осушил до дна братину, под всеобщее ликование перевернув ковш.
— Так что, боярин, яко спытывать тебя? — лукаво прищуриваясь, спросил воевода Воеслав.
Он явно ожидал моего фиаско и, вероятно, опозорить. Между тем, я не чувствовал от этого человека негатива или агрессии. Как бы я посмотрел на того человека, который пришел на ужин к великому князю? Вот как-то не хочется называть эти посиделки с первым лицом государства «пиром». Сидит такой молодой парень, лет двадцать, не больше, а великий князь только ему и уделяет внимание, а воевода с Ярославом, может быть, с самого его детства прошел не одну битву.
— А давай, токмо не по злобе сие, а забавы ради, — я протянул руку воеводе. Тот растерялся. Это в поместье я ввел данный обычай, несколько раз забывшись, протягивая руку людям, так и прижилось. Однако, воевода, погладив бороду, все же протянул свою правую жилистую руку и ухватился не за кисть, а за локоть.
— А дозволь, князь, удаль молодецкую показать? — обратился я к Ярославу.
— Дозволяю, — веселящимся тоном произнес великий князь.
Я попросил принести
— Воевода, а ладно ты с лука стрелою бьешь? — спросил я и не дождавшись ответа продолжил. — Возьми аще ратника и стреляй в меня.
Все присутствующие начали отговаривать, а я заверил, что самоубийства не помышляю. Все решил князь, который хотел посмотреть представление, или еще какие мотивы имел. Наверняка думал: «Если помрет, так и зачем мне такой придурок в соратники, ну а выживет — позабавимся».
— Стреляйте разом, — скомандовал я стоящим в пятнадцати метрах воеводе и одному из охранников великого князя, больше отойти от стрелков не позволяло помещение.
Тренькнули тетивы практически одновременно. Время как будто замедлилось, и я не успел ничего осознать, как мои руки взметнулись, и я на лету поймал обе стрелы.
Все ахнули, а князь даже встал. Его глаза блестели, и я опасался азарта, типа «ну а три стрелы?», «а четыре?».
— Ну и на мечах можно с двумя ратниками, — продолжил я.
— Невмесно, — жестко произнес великий князь с металлом в голосе. — Ты, боярин, потребен мне, в паход идешь, аки отрок несмышленый резвишься. Воинству твоему наряд ставить потребен муж, но не малец. Тому моя воля! Ты, Корней Владимирович, у паходе воеводой будешь, токмо тысяцки Любомир пригляд княжеский справлять станет, а ты радей с ним — он муж у ратном деле дюже ярый.
Любомир встал и поклонился. Другие присутствующие, кроме мужчины, сидящего по правую сторону от князя и Нечая, так же приняли волю великого князя с поклоном. Вот не совсем было ясно почему, обращался то он ко мне, а кланялись все. Или это ритуал такой, после волшебного «являю вам волю свою!»
— За воеводу княжеского Корнея Владимировича, — спохватился один из княжеских дворовых подлиз и поднял высоко свой рог, из которого немного вылилось темноватой жидкости, а я и не заметил, что кроме меда есть и пиво.
Дальше была пьянка с непринужденным обсуждением планов. По сути, меня для того и пригласили, чтобы я знал свою роль и место в предстоящих событиях. Место войска, которое и так было мое, теперь еще и юридически оформленное со слов великого князя, как владимирская рать, заключалась в прямом столкновении с датчанами.
По замыслу Ярослава и его советников, осаду с Ревеля нужно снять, при том использовать и псковское ополчение. Нужно было кровью повязаться со псковичами, чтобы в критический момент не отложились, что они могли бы сделать. Осада снимается для того, чтобы развязать руки эстам. После нужно провести переформирование и уже этим воинством, да с частью дружины великого князя, идти в Ригу, которая, скорее всего, так же в осаде будет. Великий князь уже озаботился помощью как Вячко, прислав и мастеров для сбора катапульт, и три сотни ратных. Получалось, у Вячко был гарнизон, с учетом моих отрядов более тысячи человек. Такие силы позволяли рассчитывать если не на победу, то уж точно на долгое сопротивление захватчикам. Нашим войском с псковичами и эстами, да при возможности исполченных и ливов с латгалами, мы должны снять блокаду с Риги и гнать тевтонов дальше, попробовав на их плечах взять какую-нибудь их базу, должны же откуда-то снабжаться. Там и оставить половину княжьей дружины, что будет с нами. Говорить о том, что у Тевтонского ордена еще не должно быть баз, если только не в Нюрберге или в Венгрии, я не стал. Не мне тут демонстрировать знания больше, чем могут быть по статусу.