По грехам нашим. В лето 6733

Старый Денис

Две пушки почти синхронно через пять секунд отозвались грохотом, а в сторону резвого немецкого корабля полетели стальные шарики. Быстро осмотрев результат атаки, я решился на абордаж. Другие рыцарские корабли были не менее чем в двух верстах. Вражеский корабль, видимо, по своему ходу был не только быстрее моего, но и союзных. Тем более, что наши корабли находились уже в версте, не более от места разворачивающегося боя. Должны успеть, ну и пушки должны не позволить безнаказанно к нам подойти, когда команда будет занята абордажем.

— У мечи ладью брать! — выкрикнул я и получил возгласы одобрения.

Быстро, секунд за тридцать, была готова абордажная команда, а еще раньше послышался хлесткие хлопки разрядившихся арбалетов. Я не стал первым

ступать на мостки, или перепрыгивать на вражеский корабль, когда он был сцеплен кошками. Не трусость — здравый смысл! На мне было многое завязано. Если меня убьют, то все, чего уже удалось достичь, пойдет прахом. Может быть, я много придаю своей персоне значения, но есть обученные люди, чтобы идти первыми.

Однако, и игнорировать абордаж я не собирался.

— Пошли, Бер, — сказал я телохранителю и быстро перешел по мосткам, проигнорировав пролетевшую рядом стрелу.

На вражеском корабле свалки не было, обе стороны выстроились в линии и ощетинились. Все выжидали, и первым подал команду немецкий командир.

— Через шаг вперед, — прокричал он.

Что имел в виду рыцарь, было не особо понятно, пока немцы не начали действовать. Строй сделал шаг, и все воины синхронно выбросили вперед мечи. Сзади двухрядного строя стояли немецкие арбалетчики, которые уже не высовывались из-за спин пехоты, было еще пять воинов с алебардами на длинных древках, так же стоящих за рядами и ловчились ударить своим оружием через строй союзников. По всему кораблю валялись тела убитых и стонали тяжело раненные, которых не успели оттянуть на спины защитников.

— Сдавайтесь, это все бессмысленно, — прокричал я по-немецки, перекрикивая какого-то отчаянно вопящего раненого.

Однако, мое предложение решить проблему пленом, было проигнорировано и даже не последовало оскорблений, вражеский командир был собран и не разменивался на пустословие.

— Самострелы, — прокричал я, и уже взявшие в прицел немцев лучшие арбалетчики, набранные по конкурсу из числа воспитанников школы, выстрелили.

Болты полетели в открытие места рыцарей, несколько даже попали в забрало шлемов. Убитых, из примерно пятидесяти защитников корабля, было не больше десяти, так как воины были хорошо спрятаны под броню и за щитами. Только расчет был не столько на убитых, сколько выиграть одно мгновение между тем, как будут выбиты несколько воинов, но еще ряды не успеют сомкнуться.

— Бой, — прокричал я, и ратники пошли в атаку.

Впереди бежал Бер, занося вправо свой длинный смертоносный клинок. Таким приемом мой телохранитель хотел не столько убить врага или даже не одного, сколько внести сумятицу в рядах противника и расширить дыру в линии. И это ему удалось! От удара гигантского русича, двое немцев влетели в своих товарищей, что позволило сразу четырем русским ратникам вклиниться в ряды противника и уже заколоть двоих врагов.

Я сделал шаг в сторону воина, который был больше всего похож на командира этого отряда и был одет в типичную тевтонскую накидку. Меня заметили, и рыцарь вышел вперед. Казалось, что все люди, только что бескомпромиссно убивающие друг друга, обратили свое внимание на меня и этого рыцаря и ждут развязки намечающегося противостояния.

— Генрих фон Керпен, — произнес рыцарь и опустил голову в знак приветствия.

— Корней Владимирович, — немного растерянно произнес и я свое имя и так же, копируя противника, поклонился.

Видимо, весь церемониал был соблюден и рыцарь начал действовать. Он сделал два обманных движения в стороны, занося меч над головой, после чего резко перенес траекторию удара и рубанул сбоку. Если бы не отличная реакция, я мог бы и пропустить этот удар, но все же успел сделать шаг назад и меч рыцаря прошел в нескольких сантиметрах от моей шеи. Однако я успел воспользоваться тем, что меч немца пронесся мимо, не встречая преград из-за чего немного, но все же тевтон завалился и я рубанул саблей по бедру. Рыцарь от удара немного растерялся и попробовал отступить, но оперившись на ногу, которая только что

получила удар меча, чуть похромал. Я сделал шаг в сторону и ударил рыцаря по «ведрообразному» шлему. Потом еще раз и еще. Шлем немного прогнулся, но самое главное — сместились прорези для глаз, и рыцарю стало явно затруднительно видеть. Я же не давал возможности рыцарю снять свой головной убор. Выбив из рук немца меч, а после и вырвав щит, я обратился к противнику:

— Скомандуйте сдаваться, не хочу быть палачом, ваши корабли уже обречены и три горят.

— Хорошо, но обещайте по чести обращаться с моими людьми, — обреченно глухо произнес рыцарь и отдал приказ сложить оружие.

По поводу трех кораблей противника я не блефовал, как и о том, что исход морского боя предрешен для рыцарей. Наша морская рать била немца и некоторые командиры абордажных команд решили использовать горшки с горючей смесью, которые предписывалось поджигать и кидать в противника, когда могут возникнуть сложности с абордажем. И сейчас уже не три, а пять кораблей разгорались, а их защитники, быстро снимая с себя брони, бросались в воду. Зато для наших кораблей создалось двойное превосходство е и уже силами двух кораблей шли на абордаж одного рыцарского.

Через три часа все закончилось, и обобранные немецкие корабли дрейфовали покинутые в Рижском заливе. Что делать с взятыми на абордаж кораблями, я не знал. Мы находились где-то в десяти верстах от основного флота вторжения, но еще раз дробить и без того малые корабельные команды не было возможности, и я приказал затопить восемь из отставших на плаву кораблей, погрузить на два трофея пленных, включая и еще четырех рыцарей, взятых в плен, и вести в Ригу, требуя быстрее Жадобу вновь присоединиться к празднику.

Следующие три дня прошли в ожиданиях и пришлось бессильно наблюдать за начавшейся высадкой вражеского войска на побережье в пятичасовом переходе от Риги, когда, наконец, показался корабль Жадобы с поднятым сигналом «к бою».

— Воевода, князь рижский вышел з града и иде на лицарей. Пополудни буде бить по крыжакам, — доложил Жадоба, когда его корабль приблизился к моему.

Наблюдалась острая нехватка часов. «Пополудни» может быть с разбросом до часа, и наша атака кораблей, которые ждут своей очереди на отгрузку, с большой вероятностью может захлебнуться. Увязнуть в морском сражении было никак нельзя. Превосходство в численности флота противника была колоссальна, а я никак не желал «костьми ложиться». И так потери после двух морских боев составили больше сотни человек. Да и оставалось только по два выстрела с каждой пушки, а взять еще пороха было негде. В крепости стояла артиллерия, где оставалось не больше чем пять выстрелов, а еще держать оборону. Свои же часы я отдал одному ювелиру во Владимире со схемой сборки механизма. Мы договорились с Натаном, что он попробует разобраться и сделать похожие механизмы, пусть и большие. Сделать карманные часы без хороших пружин, точно не получиться, но вот большие для продажи тем же немцам на их ратуши — можно. А сколько это сулит денег? Вероятно, что много. К уважаемому Натану был приставлен мой человек, который должен проследить, чтобы сын Израиля не сбежал, или не передал кому-либо технологию. Так что я без часов, но они были, и не помогли в сложившейся ситуации, так как кроме как у меня, ни у кого такого девайса быть не могло.

Все же мы начали выдвигаться к вражескому флоту. Примерно в полдень выстроились в боевую формацию, наподобие клина и стали выжидать. Ветер был боковой, что резко снижало возможности маневрирования. Немцы начали выстраивать против нас свои корабли, срочно набирая на них абордажные команды. Многие уже выгрузили «пассажиров». Это было и хорошо и плохо. Хорошо тем, что мы отвлекаем воинов, и при ударе князя в лагере будет меньше защитников, да и отвлечение внимания может сыграть важную роль в деле победы «рижан». Плохо тем, что против нас собирается большой флот, а мы ослаблены и через полчаса боя, будет просто нечем отвечать. Даже болтов осталось в среднем по пять-шесть на арбалет.