По грехам нашим. В лето 6733

Старый Денис

Стоит ли говорить, что швед не согласился с условиями? Не для того они бежали из Новгорода, чтобы тут, под стенами Ладоги стать рабами. Рыжий же не знает, что это рабство может изменить жизнь даже к лучшему. Пару сотен молодых воинов могли бы пополнить ряды «иностранного легиона», который после побед над датчанами и немцами просто проситься к формированию.

Только скандинав еще не понял и другого, что выбора у него нет. Я приметил сразу, что у всех, что были в поле зрения, шведов не было дистанционного оружия. Даже дротиков не заметил, не то, что арбалета или лука. В то самое время, у нас войско после больших потерь при штурме, напротив, испытывает перекос в сторону арбалетчиков.

Штурмовые

команды после того, как я развернул коня и стал приближаться к крепости, начали выходить из ворот и рассредоточиваться. Не было единого фронта, правильно решил Лавр, которого я оставил в крепости за главного. Команды, где было несколько десятков стрелков при поддержке десятка мечников, являли собой мобильные группы, способные быстро реагировать на изменение ситуации. Наверное, это было правильно, так как сражаться собирались не с организованным войском, а с вооруженной толпой. Не смогут шведские командиры организовать своих соплеменников, которые так же группами, предположительно, должны были рассыпаться по округе.

Через час все решилось. Не случилось упорного боя, не было шведского натиска и самопожертвования. Достаточно было выбить наиболее ретивых скандинавов, чтобы остальные пожелали сдаться. Были и те, кто сбежал, по моим подсчетам не больше ста пятидесяти человек, но это не расстроило. Будет теперь чем заняться гарнизону крепости, вместо того, чтобы продолжать разлагаться и пьянствовать. Пусть ищут уже не воинов, но татей.

Еще неделю пришлось провести в крепости. Пока вестовой добрался до невского отряда с сообщением о том, чтобы прислали людей для конвоя шведов, будущих строителей крепости и, возможно домов, дорог — это уже как решит княжий тысяцкий, оставленный на берегах Невы.

Теперь только домой, только через Владимир и после общения с князем, но обязательно домой. Как так получается, что еще ни одного лета, я не побыл с семьей, возвращаясь с походов либо поздним летом, либо уже осенью? Но определяющее в данном случае, что всегда возвращаюсь.

Интермедия 6. Убить Корнея

В большой палате, с красивыми колонами, обшитыми шелком, с красным углом, который был украшен драгоценными камнями и где наличествовали аж пять икон, причем все они были некогда привезены из Царьграда, присутствовали тринадцать человек. Это был свет, если можно так сказать, русской аристократии. Большая часть бояр умудрялась занимать высокие должности в великом владимирском княжестве, как при Константине, так и при Юрии, находя нужные слова и подходы к правителям. Да и некоторые успели приблизиться в первые месяцы правления к Ярославу.

И вот незадача, великий князь, еще года не прокняжив и не испросив мнения знати великого княжества, затевает крутые реформы, которые коснуться и службы бояр. Служить-то они не против, но брать в свой закрытый клуб влияния на князей, никого лишнего не желают. Ярослав же создает свою команду и привечает тех бояр, которых собравшиеся считали худородными выскочками, не достойные сидеть на княжьем пиру.

— Кто он? Пошто князь його слушает? — выкрикивал один из бояр, явно «подогретый» в последнее время модным и популярным вином из лесных ягод.

Знал бы боярин, что сейчас, угощая всех дорогим сладким ягодным вином, добавил в копилку Корнея, которого так презирает, не меньше гривны серебром.

— Я уже говорил, что треба лишить живота Нечая, вон князю бает, а князь слушает. Пес тот, Корней, також от Нечая, — выкрикивал еще один боярин в узорных одеждах.

Вообще, если собрать те деньги, что пошли на одежду, украшения и посуду, что были в палате, можно содержать пять сотен ратников не менее года.

Все формирующееся общество великого княжества владимирского

было озадачено слухами о введении новых налогов. Никто не знал, в чем именно заключались изменения, но всем было страшно. В традиционном обществе, где живут по законам предков, крайне резко реагируют на любые изменения. А тут ходят слухи, что прямо с бояр брать станут половину всего имущества. Вот и всполошились бояре.

— Нечая не можно живота лишать, а треба Корнея, — высказался один из приглашенных, которые до того только слушал.

Этот боярин имел свои мотивы убить именно Корнея, так как Лотарь, его сын, будучи видным сотником в свои еще малые лета, был унижен. Из-за Корнея, сотня Лотаря взбунтовалась и почти в полном составе перешла к ненавистному удачливому боярину из захолустной Унжи. Теперь Лотарь сидит дома и только уговорами отца не совершает необдуманных поступков.

Радим был зол на молодого унжанского боярина. У каждого человека есть свои слабые места, даже у самых сильных и умных. Вот таким местом для Радима был его единственный сын Лотарь. Отец гордился своим отпрыском, закрывая глаза на то, какими методами сын добивался признания. Были и подставы товарищей по оружию, и хитрость в походах с причислением всех подвигов его героической сотни себе. Для Радима маркером было то, что его сын молод, красив, уже сотник и даже был вхож в ближний круг покойного великого князя Юрия. И узнав о происшествии в Унже, когда Лотаря просто унизили, оскорбили и связали большим количеством людей, было бы меньше, то он бы всех порубил, Радим вскипел от несправедливости, допущенной в отношении его сына. Конечно же, что пусть и мудрый Радим узнал о происшествии только со слов своего сына и был не способен критично думать.

Для Радима осталось только узнать, как будет Корней возвращаться с Севера и убить в дороге. Нельзя позволять этому молодому выскочке добраться до Ярослава. На волне событий в Новгороде, великий князь будет пылинки снимать с Корнея, а тот только обкрадывать, да унижать бояр.

— Я ведаю ватагу, что убьет акаема Корнея, а вы серебра дадите. Тысячу гривен, — произнес боярин Радим, отец бывшего сотника, а сейчас главаря разбойников.

Глава 23. С чувством выполненного долга

После получения информации о восстании в Новгороде, сразу же решил идти во Владимир. В Ладоге оставались княжьи дружинники, которые должны были дожидаться отдельного приказа от великого князя. Меня же ничего не задерживало в этих местах, напротив, я стремился домой. Может в этот раз получиться прийти в поместье еще в августе.

И вот, с чувством выполненного долга, мы стройными колонами выходили из старинной, первой каменной, русской крепости. В этот раз не было больших обозов, которые резко тормозили бы ход. Вот только и не было коней, которые могли бы придать скорости передвижения. Вперед был отправлен немногочисленный отряд, которому отрядили всех имеющихся лошадей. Они должны уйти вперед и быстро добраться до Унжи, сообщив о моих намерениях.

Исключение в пешем переходе были сделаны только выздоравливающим раненым, для которых удалось найти и купить пять повозок. Нестроевых осталось только десять человек, среди которых был и Бер. Практически все раны на теле друга зажили, вот только переломанная ключица никак не срасталась, да и рану на ноге пришлось уже дважды чистить от гноя, разрезая по живому. И все из-за непонятливости телохранителя. Как только он смог ходить, то сразу поднялся и неделю молчал, что рана загнивает. Только когда гиганта свалила с ног повышенная температура, вновь пришлось проводить операцию. По своей неопытности, вычистить всю рану не удалось и пришлось в очередной раз, более внимательно промывать и чистить ногу.