По колено в крови. Откровения эсэсовца
Шрифт:
Естественно, я ничего не помнил, но было вдвойне приятно, что меня все же не бросили. Тут впрыснутый мне морфий возымел действие, да еще к рту и носу приложили маску с эфиром. Хирург стал громко отсчитывать секунды.
Первым, кого я увидел, очнувшись от наркоза, был обер-штурмфюрер Дитц, обходивший койки с ранеными. Я увидел, что на грудь и живот мне наложили повязки. Боль значительно ослабла. Тут Дитц добрался и до моего лежбища.
— Фляйшман, Фляйшман! — произнес Дитц, сочувственно качая головой. — Ну и задал ты врачам работенки. Мы уже и не надеялись, что оклемаешься.
— Где мой взвод, оберштурмфюрер?
— Большинство перебросили юго-западнее к Хутару для переформирования
— Мы удерживаем Боровики? — спросил я.
— Пока да, роттенфюрер, пока что удерживаем. В общем, отдыхай, сынок. И ни о чем таком не думай. Как только ты придешь в себя и тебя можно будет транспортировать — пока что ты нетранспортабельный, — тебя перевезут на пару-тройку недель в Мариуполь. А уж потом, когда тамошние врачи подлечат тебя, не исключено, что отправят в Польшу выздоравливать.
— В Мариуполь? В Польшу? — недоуменно переспросил я. — Мне во взвод надо, вот что!
Мне было не по себе от мысли, что, пока меня будут кормить на убой и выхаживать, мои ребята будут ежедневно рисковать жизнью.
Дитц улыбнулся.
— У тебя очень серьезное ранение, Фляйшман. Какой из тебя сейчас боец? Даже если предположить, что ты сейчас вернешься во взвод, Кюндер тут же упечет тебя в санитарную роту. Так что отдыхай, Фляйшман.
Несколько дней спустя солдаты санитарной роты доставили в госпиталь огромные мешки с почтой. Обходя палаты, они раздавали письма, сверяясь с вывешенными у изножья коек табличками, на которых были указаны наши фамилии. Мне вручили перехваченный шпагатом изорванный пакет. Вскрыв его, я увидел в верхнем углу фамилию какого-то производителя гуталина, но на другой стороне красовались слова: пожелания «Скорейшего выздоровления!», а внизу подписи всех восьмерых бойцов моего взвода. Письмо было отправлено из Хутара.
Час или даже два спустя в госпиталь пожаловал сам генерал Гот. Сначала он побеседовал с персоналом, потом они стали показывать на меня.
— Это вы — роттенфюрер Фляйшман? — осведомился генерал Гот, подойдя к моей койке.
— Так точно, герр генерал.
Достав из нагрудного кармана мундира запечатанный конверт, он сунул его мне в левую руку.
— Фляйшман, вообще-то я вам в личные письмоносцы не нанимался, — добавил Гот. — И потом, откуда вы его знаете?
Я даже не успел понять, от кого письмо. А оно было от герра генерала Эрвина Роммеля и проштемпелевано не где-нибудь, а в Северной Африке.
— Я служил радистом у герра генерала во время кампании в Нидерландах, герр генерал, — доложил я. Кивнув, Гот покинул госпиталь.
Бог ты мой! Письмо от герра генерала! Осторожно разорвав конверт, я стал читать:
«Дорогой мой юный господин Фляйшман!
Кампания в Африке проходит весьма удачно для рейха! Меня переполняет чувство гордости, что под моим командованием сражается столько бесстрашных солдат. Я узнал о твоем переводе в 5-й полк СС «Викинг», наслышан и о том, как нелегко вам всем приходится на Восточном фронте. Знаю также, что тебе присвоен чин роттенфюрера. Но почему не унтершарфюрера? Не теряй бдительности, юный господин Фляйшман, и помни, что герои лежат в земле. По ней они не ходят.
С сердечным приветом, Роммель».
Я показал это письмо всем нашим врачам и вообще всем служащим санитарной роты — так я был горд тем, что герр генерал помнил меня. Читая это послание, люди так затрепали и засалили его, что в конце концов я вынужден был отобрать его у них.
Глава 19. Солдат запасного подразделения
Следующие несколько месяцев я странствовал по госпиталям — вследствие острой
Меня терзало чувство вины за то, что я пью свежее молоко, ем яйца, что врачи, санитарки и медсестры не дают мне и пальцем шебельнуть. Все эти три месяца я представления не имел, что с моими товарищами, живы ли они. Я написал несколько писем во взвод, но ни на одно так и не получил ответа. Вероятно, все объяснялось сложными условиями, в которых работала полевая почта.
Первые дни июля месяца были отмечены серьезным испытанием для меня. Боль и неприятные ощущения в области живота не проходили, но они были сущей ерундой в сравнении с тем, что приходилось терпеть на передовой. Я уже не мог больше переносить разлуку со своими товарищами, мне надоело обращаться ко всем вновь прибывавшим на лечение солдатам с вопросами о том, не знают ли они, случаем, какова судьба 5-го полка СС «Викинг». Врачам я лгал напропалую, пытаясь убедить их в своей полнейшей фронтопригодности. Но они были неумолимы — даже предложили мне съездить на пару недель домой, но мне отчего-то казалось, что отправка на фронт значит для меня куда больше. Врачи наотрез отказывались выписывать меня в боевую часть, аргументируя это тем, что я, мол, недолечен. Ну, я и решил записаться в злостные нарушители госпитального режима — постоянно ходил, вместо того чтобы лежать, распевал во всю глотку песни, капризничал и так далее. Три дня подобных вывертов не замедлили дать результат — меня выписали, и я несколько дней на перекладных добирался до своей части. Сам не знаю почему, но, надев форму, повесив винтовку на плечо и напялив на голову каску, я ощутил себя страшно счастливым, даже умиротворенным.
Поездка эта показалась мне вечностью, но в конце концов я сел на грузовик, перевозивший пополнение для 5-го полка СС, дислоцированного в Широком, у подножий Кавказа. Ехали мы всю ночь и к полудню следующего дня прибыли на место. Я спрыгнул с кузова и тут же стал искать знакомые физиономии. И не находил.
Полк мой разительно переменился — весь личный состав выглядел подавленно, до жути напоминая стариков. Сооружали оборонительные позиции, и все солдаты под палящим южным солнцем целыми днями рыли траншеи, землянки и ходы сообщения. Заметив несколько танков и вездеходов армии Гота, я сразу направился к ним.
Вид у меня был как у заправского солдата из пополнения — новенькая форма, аккуратный ранец. Поэтому какой то совершенно незнакомый унтерштурмфюрер с места в карьер заорал на меня:
— Эй, вы! Отправляйтесь к квартирмейстеру — он занимается вновь прибывшими! А не шляйтесь здесь в вашем щегольском мундирчике!
Я видел впервые этого офицера и понял, что он сам тоже из вновь прибывших. Представившись, я объяснил ему, кто я и почему оказался здесь. Тут он, заметив значок за ранение, мгновенно переменил ко мне отношение.
— 2-й взвод патрулирует участок местности на юге вдоль реки, — пояснил унтерштурмфюрер. — А гауптштурмфюрера Кюндера вы найдете на командно-наблюдательном пункте. Так что лучше вам доложить о прибытии ему.
При упоминании Кюндера я содрогнулся. Крайне неприятно было слышать и о том, что во 2-м взводе другой радист. Наивно было бы предполагать, что все будут дожидаться моего возвращения из госпиталя и не назначат мне замену, и все-таки мне казалось несправедливым, что со мной так обошлись.