Шрифт:
1
Он лежал на устланной сосновыми иглами бурой земле, уткнув подбородок в скрещенные руки, а ветер шевелил над ним верхушки высоких сосен. Склон в этом месте был некрутой, но дальше обрывался почти отвесно, и видно было, как черной полосой вьется по ущелью дорога. Она шла берегом реки, а в дальнем конце ущелья виднелась лесопилка и белеющий на солнце водоскат у плотины.
— Вот эта лесопилка? — спросил он.
— Да.
— Я ее не помню.
— Ее выстроили уже после тебя. Старая лесопилка не здесь; она ниже
Он разложил на земле карту и внимательно вгляделся в нее. Старик смотрел через его плечо. Это был невысокий, коренастый старик в черной крестьянской блузе и серых штанах из грубой ткани; на ногах у него были сандалии на веревочной подошве. Он еще не отдышался после подъема и стоял, положив руку на один из двух тяжелых рюкзаков.
— Значит, моста отсюда не видно?
— Нет, — сказал старик. — Тут место ровное, и река течет спокойно. Дальше, за поворотом, где дорога уходит за деревья, сразу будет глубокая теснина…
— Я помню.
— Вот через теснину и перекинут мост.
— А где у них посты?
— Один — вон там, на этой самой лесопилке.
Молодой человек, изучавший местность, достал бинокль из кармана линялой фланелевой рубашки цвета хаки, протер платком стекла и стал подкручивать окуляры, пока все очертания не сделались вдруг четкими, и тогда он увидел деревянную скамью у дверей лесопилки, большую кучу опилок за дисковой пилой, укрытой под навесом, и часть желоба на противоположном склоне, по которому спускали вниз бревна. Река отсюда казалась спокойной и тихой, и в бинокль было видно, как над прядями водоската разлетаются по ветру брызги.
— Часового нет.
— Из трубы идет дым, — сказал старик. — И белье развешено на веревке.
— Это я вижу, но я не вижу часового.
— Должно быть, он укрылся в тени, — пояснил старик. — Сейчас еще жарко. Он, наверно, с той стороны, где тень, отсюда нам не видно.
— Возможно. А где следующий пост?
— За мостом. В домике дорожного мастера, на пятом километре.
— Сколько здесь солдат? — Он указал на лесопилку.
— Не больше четырех и капрал.
— А там, в домике?
— Там больше. Я проверю.
— А на мосту?
— Всегда двое. По одному на каждом конце.
— Нам нужны будут люди, — сказал он. — Сколько человек ты можешь дать?
— Можно привести сколько угодно, — сказал старик. — Тут, в горах, теперь людей много.
— Сколько?
— Больше сотни. Но они все разбиты на маленькие отряды. Сколько человек тебе понадобится?
— Это я скажу, когда осмотрю мост.
— Ты хочешь осмотреть его сейчас?
— Нет. Сейчас я хочу идти туда, где можно спрятать динамит. Его нужно спрятать в надежном месте и, если возможно, не дальше чем в получасе ходьбы от моста.
— Это нетрудно, — сказал старик. — От того места, куда мы идем, прямая дорога вниз, к мосту. Только чтоб туда добраться, надо еще поднатужиться немного. Ты не голоден?
— Голоден, — сказал молодой. — Но мы поедим после. Как тебя зовут? Я забыл. — Он подумал, что это дурной знак, то, что он забыл.
— Ансельмо, — сказал старик. — Меня зовут Ансельмо, я из Барко-де-Авила. Давай я помогу тебе поднять мешок.
Молодой — он был высокий и худощавый, с выгоревшими, светлыми волосами, с обветренным и загорелым лицом, в линялой фланелевой рубашке, крестьянских штанах и сандалиях на веревочной подошве — нагнулся, просунул руку в ременную лямку и взвалил тяжелый рюкзак на плечи. Потом надел другую лямку и поправил рюкзак, чтобы тяжесть пришлась на всю спину. Рубашка на спине еще не просохла после подъема на гору.
— Ну, я готов, — сказал он. — Куда идти?
— Вверх, — сказал Ансельмо.
Согнувшись под тяжестью рюкзаков, обливаясь потом, они стали взбираться по склону, густо поросшему сосняком. Тропинки не было видно, но они все поднимались и поднимались, то прямо, то в обход, потом вышли к неширокому ручью, и старик, не останавливаясь, полез дальше, вдоль каменистого русла. Теперь подъем стал круче и труднее, и наконец впереди выросла гладкая гранитная скала, откуда ручей срывался вниз, и здесь старик остановился и подождал молодого.
— Ну, как ты?
— Ничего, — сказал молодой. Но он весь взмок, и у него сводило икры от напряжения при подъеме.
— Подожди меня здесь. Я пойду предупрежу. С такой ношей не годится попадать под обстрел.
— Да, тут шутки плохи, — сказал молодой. — А далеко еще?
— Совсем близко. Как тебя зовут?
— Роберто, — ответил молодой. Он спустил рюкзак с плеч и осторожно поставил его между двух валунов у ручья.
— Так вот, Роберто, подожди здесь, я вернусь за тобой.
— Хорошо, — ответил молодой. — А скажи, к мосту ведет эта же дорога?
— Нет. К мосту мы пойдем другой дорогой. Там ближе и спуск легче.
— Мне нужно, чтобы материал был сложен не слишком далеко от моста.
— Посмотришь. Если тебе не понравится, мы выберем другое место.
— Посмотрим, — сказал молодой.
Он сел возле рюкзаков и стал глядеть, как старик взбирается на скалу. Взбирался он без труда, и по тому, как он быстро, почти не глядя, находил места для упора, ясно было, что он проделывал этот путь уже много раз. Но жившие там, наверху, заботились, чтобы не было никакой тропы.
Роберт Джордан — так звали молодого — мучительно хотел есть, и на душе у него было тревожно. Чувство голода было для него привычным, но тревогу ему не часто приходилось испытывать, так как он не придавал значения тому, что может с ним случиться, а кроме того, знал по опыту, как просто передвигаться в тылу противника в этой стране. Передвигаться в тылу было так же просто, как переходить линию фронта, был бы только хороший проводник. Все лишь тогда становится трудным, когда придаешь значение тому, что может случиться с тобой, если поймают, да еще трудно решать, кому можно довериться. Людям, с которыми работаешь вместе, нужно доверять до конца или совсем не доверять, вот и приходится решать, кто заслуживает доверия. Но это все не тревожило его. Тревожило другое.