По ком звонит колокол
Шрифт:
— Точно мышь из норы вылезла, — сказал Агустин. — Гляди, Ingles.
— Он не знает, что ему делать, — сказал Роберт Джордан.
— Вот от этой букашки и отстреливался Пабло, — сказал Агустин. — Ну-ка, Ingles, всыпь ей еще.
— Нет. Броню не пробьешь. И не нужно, чтобы они засекли нас.
Танк начал обстреливать дорогу. Пули ударялись в гудрон и отскакивали с жужжанием, потом стали звякать о металл моста. Это и был тот пулемет, который они слышали раньше.
— Cabron! — сказал Агустин. — Так вот они какие, твои знаменитые танки, Ingles?
— Это скорее танкетка.
— Cabron!
— Подождет немного, потом еще осмотрится.
— И вот этого-то люди боятся! — сказал Агустин. — Смотри, Ingles. Он хочет убить убитых!
— У него нет другой мишени, вот он и стреляет по часовым, — сказал Роберт Джордан. — Не брани его.
Но он думал: да, конечно, смеяться легко. Но представь себе, что это ты продвигаешься по шоссе на своей территории, и вдруг тебя останавливают пулеметным огнем. Потом впереди взрывается мост. Разве не естественно подумать, что он был минирован заранее и что где-то недалеко подстерегает засада. Конечно, и ты бы так подумал. Он совершенно прав. Он выжидает. Он выманивает врага. Враг — это всего только мы. Но он этого не может знать. Ах ты сволочушка.
Маленький танк выполз немного вперед из-за угла.
И тут Агустин увидел Пабло, который вылезал из теснины, подтягиваясь на руках, пот лил по его обросшему щетиной лицу.
— Вот он, сукин сын! — сказал он.
— Кто?
— Пабло.
Роберт Джордан оглянулся на Пабло, а потом выпустил очередь по тому месту замаскированной башенки танка, где, по его расчетам; должна была находиться смотровая щель. Маленький танк, ворча, попятился назад и скрылся за поворотом, и тотчас же Роберт Джордан подхватил пулемет и перекинул его вместе со сложенной треногой за плечо. Ствол был накален до того, что ему обожгло спину, и он отвел его, прижав к себе приклад.
— Бери мешок с дисками и мою маленькую maquina, — крикнул он. — И беги за мной.
Роберт Джордан бежал по склону вверх, пробираясь между соснами. Агустин поспевал почти вплотную за ним, а сзади их нагонял Пабло.
— Пилар! — закричал Роберт Джордан. — Сюда, женщина!
Все трое так быстро, как только могли, взбирались по крутому склону, бежать уже нельзя было, потому что подъем стал почти отвесным, и Пабло, который шел налегке, если не считать кавалерийского автомата, скоро поравнялся с остальными.
— А твои люди? — спросил Агустин, с трудом ворочая пересохшим языком.
— Все убиты, — сказал Пабло. Он никак не мог перевести дух.
Агустин повернул голову и посмотрел на него.
— Теперь у нас лошадей много, Ingles, — задыхаясь, выговорил Пабло.
— Это хорошо, — сказал Роберт Джордан. Сволочь, убийца, подумал он. — Что там у вас было?
— Все, — сказал Пабло. Дыхание вырывалось у него толчками. — Как у Пилар?
— Она потеряла двоих — Фернандо и этого, как его…
— Эладио, — сказал Агустин.
— А у тебя? — спросил Пабло.
— Я потерял Ансельмо.
— Лошадей, значит, сколько угодно, — сказал Пабло. — Даже под поклажу хватит.
Агустин закусил губу, взглянул на Роберта Джордана и покачал головой. Они услышали, как танк, невидимый теперь за деревьями, опять начал
Роберт Джордан мотнул головой в ту сторону.
— Что у тебя вышло с этим? — Ему не хотелось ни смотреть на Пабло, ни чувствовать его запах, но ему хотелось услышать, что он скажет.
— Я не мог уйти, пока он там стоял, — сказал Пабло. — Он нам загородил выход с поста. Потом он отошел зачем-то, и я побежал.
— В кого ты стрелял, когда остановился на повороте? — в упор спросил Агустин.
Пабло посмотрел на него, хотел было усмехнуться, но раздумал и ничего не ответил.
— Ты их всех перестрелял? — спросил Агустин.
Роберт Джордан думал: ты молчи. Это уже не твое дело. Для тебя они сделали все, что нужно было, и даже больше. А это уже их междоусобные счеты. И не суди с точки зрения этики. Чего ты еще ждал от убийцы? Ведь ты работаешь с убийцей. А теперь молчи. Ты достаточно слышал о нем раньше. Ничего нового тут нет. Но и сволочь же все-таки, подумал он. Ох, какая сволочь!
От крутого подъема у него так кололо в груди, как будто вот-вот грудная клетка треснет, но впереди, за деревьями, уже виднелись лошади.
— Чего же ты молчишь? — говорил Агустин. — Почему не скажешь, что это ты перестрелял их?
— Отвяжись, — сказал Пабло. — Я сегодня много и хорошо дрался. Спроси Ingles.
— А теперь доведи дело до конца, вытащи нас отсюда, — сказал Роберт Джордан. — Ведь этот план ты составлял.
— Я составил хороший план, — сказал Пабло. — Если повезет, все выберемся благополучно.
Он уже немного отдышался.
— А ты никого из нас не задумал убить? — спросил Агустин. — Уж лучше тогда я тебя убью сейчас.
— Отвяжись, — сказал Пабло. — Я должен думать о твоей пользе и о пользе всего отряда. Это война. На войне не всегда делаешь, что хочешь.
— Cabron, — сказал Агустин. — Ты-то уж не останешься внакладе.
— Расскажи, что было там, на посту, — сказал Роберт Джордан Пабло.
— Все, — повторил Пабло. Он дышал так, как будто ему распирало грудь, но голос уже звучал ровно; пот катился по его лицу и шее, и грудь, и плечи были мокрые от пота. Он осторожно покосился на Роберта Джордана, не зная, можно ли доверять его дружелюбному тону, и потом ухмыльнулся во весь рот. — Все, — сказал он опять. — Сначала мы заняли пост. Потом проехал мотоцикл. Потом еще один. Потом санитарная машина. Потом грузовик. Потом танк. Как раз перед тем, как ты взорвал мост.
— Потом…
— Танк нам ничего не мог сделать, но выйти мы не могли, потому что он держал под обстрелом дорогу. Потом он отошел куда-то, и я побежал.
— А твои люди? — спросил Агустин, все еще вызывая его на ссору.
— Отвяжись! — Пабло круто повернулся к нему, и на лице у него было выражение человека, который хорошо сражался до того, как случилось что-то другое. — Они не из нашего отряда.
Теперь уже совсем близко были лошади, привязанные к деревьям, солнце освещало их сквозь ветви сосен, и они мотали головой и лягались, отгоняя слепней, и потом Роберт Джордан увидел Марию, и в следующее мгновение он уже обнимал ее крепко-крепко, сдвинув пулемет на бок, так что пламегаситель вонзился ему под ребро, а Мария все повторяла: