По кромке двух океанов
Шрифт:
— Прямо руль… Руль прямо! — слышу я негромкий голос капитана. — Отдать шпринг!
Сверху, с высоты мостика, хорошо видно, как матросы выполняют команды. «Приморск» медленно, словно ему жаль расставаться с Мурманском, отходит от причала и выходит на свободную воду.
«Сохранно плавать вам по студеному морю!» — напутствовали бы нас в старину поморы, но я слышу лишь короткое:
— Так держать!
— Так держать! — повторяет старпом команду.
И вот мы уже идем полным ходом. Крутые скалистые берега залива поражают своим первозданным, диким величием. Серые, наваленные друг на друга камни кое-где подернуты скудной зеленью и пестрыми пятнами лишайников. На южных, открытых солнцу склонах
Вспоминается рассказ одного мурманского краеведа. Этим заливом, только в обратном, чем мы, направлении осенней ночью 1922 года плыла рыбацкая лодка, на которой, поеживаясь от холода, всматривался в темноту — не покажутся ли спасительные огоньки Мурманска? — великий датский писатель Мартин-Андерсен Нексе. Этим трудным путем он пробирался в нашу страну, чтобы принять участие в работе четвертого конгресса Коминтерна.
Минуем гавань слева. Впереди море. Я вспоминаю, что в соседней Кислой губе находится единственная в стране приливная электростанция. Но «Приморск» идет мимо, и мне остается лишь мысленно побывать там, где с 1968 года работает опытная ПЭС.
…Кислая губа соединяется с морем узкой щелью, пропиленной за миллионы лет в скале волнами моря. Точно в назначенный срок начинается одно из чудес природы — прилив. Воды Баренцева моря неудержимо устремляются в губу. Это особенно красиво ночью, когда они фосфоресцируют, искрятся, играют холодным светом. Поток бурлит, ему тесно. Узкое горло Кислой не в состоянии пропустить всю напирающую с моря воду, и в самом узком месте губы образуется перепад. Но вот напор стихает, вода успокаивается — прилив достигает своего максимума, — а через несколько минут просыпается снова, разбуженная начавшимся отливом: через узкую щель вода опять устремляется в море. И так было века! Даровая, не зависящая от погоды и времени года огромная энергия пропадала зря. Теперь ее обуздали. Правда, всего лишь какую-то ничтожную долю ее, но все же…
Из рассказов мурманчан, из книг и газет я зримо представляю ее, нашу единственную пока, первую ПЭС, — приливную электрическую станцию, построенную по проекту энтузиаста Льва Борисовича Бернштейна. Серое аккуратное здание, возвышающееся посреди ослепительно синей, прозрачной воды, на дне которой в отлив хорошо видны камни, устилающие русло. Два бетонных крыла соединяют станцию с отвесными берегами, облизанными морем. Дом для обслуживающего персонала. Ни кустика, ни деревца вокруг, лишь мхи да лишайники, лишайники да мхи…
До Кислогубской была построена только одна ПЭС — во Франции. Скептики назвали эту затею «экономическим безумием», «дорогостоящим капризом». Президент де Голль назвал станцию «выдающимся сооружением века».
Наша ПЭС по своей мощности не идет в сравнение с французской, и тем не менее она стала объектом внимательнейшего изучения как советских, так и зарубежных специалистов. Здание станции вместе со всей «начинкой» сооружали не в необитаемой Кислой губе, а рядом с индустриальным Мурманском и в готовом, смонтированном виде отбуксировали за сто километров, к месту постоянной прописки. Это было удивительное зрелище. Словно под руки, вели два буксира изящную громаду из бетона и стали, похожую на мощный океанский корабль. На здании станции была устроена временная штурманская рубка, капитанский мостик, а на высокой мачте развевался красный флаг.
Пока я предаюсь этим размышлениям, наш «Приморск» покидает Кольский залив и выходит в открытое море. Я все еще стою на капитанском мостике и любуюсь безбрежной морской равниной. Сейчас она спокойная, темно-синяя и лишь слегка распахана волнами, которых, к счастью, почти не замечает наше судно.
А ведь по сути дела это уже самый настоящий океан — Северный и Ледовитый. Появляются и медленно плывут льдины причудливых очертаний. Одна из них, огромная, так сверкает на солнце свежим изломом, что на нее больно смотреть. Постепенно льдин становится все больше. Кромка льда отчетливо просматривается на экране локатора. Виктор Платонович, оборотясь лицом к востоку, долго рассматривает ее в бинокль. Следует короткая команда, и мы, свернув с рекомендованного курса, идем прямо на север: там виднеется чистая вода.
Погода благоприятствует нам. Ни шторма, ни зыби, какое-то особое великое однообразие. Все время одно и то же: ровный шум двигателя, мерное подрагивание корпуса судна, спокойные волны за бортом. Корабль отбрасывает от себя в стороны белую пену. Клубясь, она разбивается в брызги и тогда кажется зеленоватой.
«По дороге» у нас будет прибрежное поселение Индига. Мы его не увидим, потому что пройдем далеко от берега.
Я ровным счетом ничего не знал об этом населенном пункте на Тиманском берегу Баренцева моря, до тех пор пока в прошлом году судьба не свела меня с одним очень интересным человеком — Эдгаром Артуровичем Норманом. Случилось это в моем родном городке Стародубе Брянской области, где я провел лето, немного отдыхая и немного работая. Работал я в районной библиотеке; очень милые и предупредительные сотрудницы отвели мне отдельную комнату, в которой я мог стучать на машинке, и по первой моей просьбе приносили нужные книги из тех, что имелись в библиотеке.
В тот день в читальном зале работала Галина Алексеевна Курбатова, она и сообщила новость:
— К нам сейчас записался один приезжий, инженер Норман. Между прочим, швед по национальности. Это я из его паспорта узнала. Попросил что-нибудь о Брянском крае. Так я ему ваши «Листья дуба» дала.
На почве этой книги и состоялось вскоре мое знакомство с Эдгаром Артуровичем, как и я, приехавшим на лето в Стародуб. У нас нашлось несколько точек соприкосновения. Оказалось, что он тоже «болеет Севером»; тоже, как и я, инженер-железнодорожник. Много лет работал по проектированию Байкало-Амурской магистрали. Его цепкая память держит уйму интереснейших историй, касающихся транспорта.
Последнее время его внимание приковано к Индиге, где предлагает он построить морской порт, круглый год доступный для океанских судов. Об этом инженер Норман опубликовал интересную статью в «Известиях Сибирского отделения Академии наук СССР» — «Порт Индига — морские ворота Сибири и Урала».
О том, что такой порт нужен стране, писали и раньше. Нужда в нем особенно усилилась после открытия на Севере месторождении нефти, газа, полиметаллических руд, которые пока вывозятся главным образом по Енисею и Карскому морю — путем, доступным для судов лишь несколько месяцев в году.
Сооружение порта в Индиге сразу бы решило эту транспортную проблему, облегчило бы экспорт лесоматериалов, газа, нефти и других материалов, пользующихся устойчивым спросом на международном рынке.
— Морские суда, идущие зимой в Индигу из портов Атлантического океана, — рассказывал мне Норман, — будут сначала проходить по чистой воде или по разреженным льдам. Сплошной лед покажется только в пределах берегового припая.
Естественно, что порт оправдает себя лишь в том случае, если к нему будут подведены удобные транспортные пути. Для этого Норман предлагает построить в Индиге железную дорогу и трубопроводы. Железная дорога прежде всего должна соединить новый порт с Соликамском. Но с действующей железнодорожной сетью она встретится гораздо раньше, где-то посредине пути, на линии Котлас — Воркута. В дальнейшем можно было бы продолжить дорогу до Сургута и далее через Нижневартовск до Маклакова на Енисее, уже связанного железной дорогой с Ачинском.