По лабиринтам авангарда
Шрифт:
Для авангарда характерна тенденция вытеснения «традиционных» средств и материалов изобразительного искусства, ибо они символизируют функцию создания именно искусства. История внедрения в произведение «новых» элементов, не обремененных эстетическими ассоциациями, начинается, как правило, с незаписанного куска холста и использования коллажа. Поп-арт прямо рекомендует «разрыв с условностью живописной плоскости» и использование трехмерности, выход в окружающее пространство и связь с реальным окружением, замену традиционных техник искусства индустриальной техникой и материалами . «Уже давно материалы перестали быть предметом спора и искусства. В настоящее время художник справедливо полагает, что может создавать работу из чего угодно. Для зрителей художественные
Авангардист склонен изменять традиционные тип и форму произведения, придавая им необычный вид и тем самым вытесняя «эстетическое». Происходит как бы широкий процесс «дематериализации» традиционных предметных основ искусства, идут поиски «свободы материала». Первое впечатление при встрече с объектом авангардистского творчества — «все не так». Причем если момент «дематериализации» все же нестабилен для всей истории авангардизма и является только символом освобождения от «традиционного», то признак сознательного «переворачивания» традиционного представления является постоянным. Формула «если так еще никогда не делалось, то это необходимо сделать» определила возникновение многих произведений авангарда. Художники обычно рисовали обнаженное женское тело, полагает И. Клейн, теперь можно попробовать рисовать обнаженным женским телом; художник обычно находился рядом со своим произведением, считает Ж. Сигал, теперь он может размещаться внутри него; произведение всегда было чем-то постоянным, думает Ж. Тенгели, теперь оно будет меняться на глазах у зрителя.
Можно полагать, что история авангардизма, в известной степени, представляет собой серию символических попыток создания «неискусства». Нередко авангардистские акции, звучавшие как эпатаж публики, оправдывались тем, что они вроде бы нарушают «условности», которыми опутано традиционное искусство. Но, разрушая одни условности, авангардисты создают другие и среди них, быть может, самую важную — обязанность договориться о том, что, собственно, является произведением авангардистского искусства. Ведь если договор такой может состояться, то «произведением» допустимо объявить и «чистку картошки», и груду мусора, и отпечаток человеческого тела в гипсе. Что, заметим, и делается.
Авангардизм принципиально отвергает постановку проблемы качества применительно к произведению и в плане традиционного оперирования этим понятием представляется явлением бескачественным, точнее — внекачественным. Этот факт удивлял и даже как-то расстраивал некоторых представителей самого авангарда. Вставал схоластический вопрос: как отличить «хорошее» произведение от «плохого»? Где грань, за которой появляется собственно произведение? Ведь ясно, что разбрызгать краску под звуки музыки может любой. Возглас «И я так могу!» звучал одно время чуть ли не как упрек творцам авангарда. Авангардизм, сняв проблему качества, сделал свою деятельность открытой для всех. Авангардисты утверждают «творчество каждого и для каждого». Поэтому теоретики указывают, что профессиональная замкнутость ничего не значит, и декларируют подлинную «демократичность» своего творчества.
Итак, проблемы качества как качества исполнения и совершенства художественного образа в авангардизме как таковом нет или, вернее, почти нет. В какой-то степени она все же сохраняется, так как в авангардизме, при всем его стремлении превратиться в «неискусство», традиции собственно искусства еще остаются. В ранние свои годы авангардизм пытался изменить искусство, распыляя и гипертрофируя его отдельные элементы. В последующие десятилетия он стремился создать неискусство, похожее на искусство. Наконец, в неоавангардизме возникают вполне самостоятельные объекты, не имеющие уже никакого привкуса «художественности».
Но
Художники, группировавшиеся вокруг какого-либо направления, многогранностью своей деятельности как бы придавали ему широту исторического воплощения. Но часто забывается, что определенный «изм», опирающийся на существо авангардистского метода, имел тенденцию к экспансии во все виды художественной деятельности. Многие «измы» проявились в поэзии, музыке, театре, живописи и скульптуре, в кино, драматургии, прозе. И футуризм, и экспрессионизм, и сюрреализм, и абстрактное искусство имели широкие выходы в архитектуру. Необходимо авангардизм изучать во всей его полноте, ибо трудно определить его специфику, занимаясь только одним видом искусства.
Характерно, что в авангардизме нет стилей, ибо нет и понятия формы.
Навсегда останется неясным вопрос: что более характерно для сюрреализма — полуабстрактные знаки Т. Миро или иллюзионистические опусы С. Дали? Ни один «изм» авангарда, ни одна его более или менее представительная выставка не выглядят стилистически цельно.
Насколько для авангарда безразлична идея шлифовки формы ради нее самой, настолько же он, по сути, далек от элитарных концепций. Авангард попадал временами в элитарные ситуации, но в нем самом зрело желание массовости, тотальности, всеобщности. Он не хотел сторониться общества, напротив, тянулся к нему, мечтая его как-то переделать или, по крайней мере, в чем-то переубедить. Характерно, что в своих теоретических декларациях авангардисты говорили обычно «Мы», имея в виду не свою многочисленность, а истинную связь «Я и общество».
Массовое искусство стремится создать «модель культуры», ориентированную на стандартные, потребительские взгляды, больше обращенную в сторону инстинкта, нежели интеллекта. Авангард же сторонился всего, принявшего характер «нормы», всего ординарного, хотя массовая культура как некий индустриальный фольклор XX столетия впитывается иконографией авангарда на условиях «низовой» культуры (без труда прочитываем образы массового искусства: китч, мифология секса, агрессия рекламы, влияние телевидения и т. п.). Но из-за этого авангардизм, конечно, не приобретает и не может приобрести контуры массового искусства.
Главный рычаг авангарда — концентрация идей. Поиск философичности авангарда не случаен и симптоматичен. Бросающаяся в глаза теоретичность авангардизма зовет к этому. Нет сомнения, что есть в нем своя философия деятельности. А. Бретон угадал многое, когда сказал, что сюрреализм является не искусством, а методом познания. Стоит только добавить, что авангардисты, как правило, недовольные «профессиональной» философией, стремятся к созданию некой «нефилософии», которая была бы сродни их «неискусству». Дж. Косут комментирует: «В век, когда традиционная философия нереальна в силу ее притворства, способность искусства существовать будет зависеть не только от неисполнения службы, которая легко выполняется китч-культурой и технологией, но, скорее, оно будет оставаться жизнеспособным благодаря непринятию на себя философской сущности. В настоящий период после философии и религии искусство, возможно, есть единственная попытка, которая выполняет то, что в другие века называли «духовной способностью человека». Авангард стремится породить «неискусство» и поставить его на место философии. Деятельность художников хотя и философична, но создает (точнее, стремится создать) нечто особое, включающее и проблемы отвлеченного мышления, мир концентрации идей и, косвенно, представление о бытии.