По лезвию катаны
Шрифт:
Вообще-то вопросы были. И не сказать, чтобы их было мало. Однако так хотелось спать, что пропадало всякое желание разговаривать. А то вдруг задашь невинный вопросец и напорешься еще на одну летопись. Но все же было кое-что, что действительно не давало Артему покоя, — почему никто так и не поинтересовался, откуда он, как оказался в лесах? Почему их не удивляет появление в ихней японской глубинке белого человека?
А то Артем за время марш-броска уже даже сочинил подходящую историю, что-то про заблудившегося циркача из иностранного цирка. Дескать, отстал от кибитки. Хотя самого Артема эта история не вполне устраивала, так как не отвечала главному
— Да, кое о чем я тебя спрошу, Такамори, — сказал Артем. Он набрался мужества и залпом влил в себя остывший можжевеловый чай. — А тебя нисколько не удивляет мой внешний вид, Такамори? Ведь я, согласись, друг мой, не вполне отвечаю, так сказать… Не вполне, что ли, совпадаю с…
— Я понял тебя, Ямамото, — кивнул старик. — Мы знаем, кто ты и откуда.
Артем аж вздрогнул от неожиданности и даже подумал, не хлебнуть ли ему можжевеловки для успокоения струнами натянувшихся нервов. А тут еще проклятый лесной старик затянул прямо мхатовскую паузу.
— Разбился еще один корабль гайдзинов, — казалось, спустя вечность вновь заговорил Такамори. — Ты — один из спасшихся. А может, ты один и спасся. И тебя не поймали. Или тебя все же поймали, посадили в бамбуковую клетку, но ты убежал. Или бурные волны ни в чем не виноваты, а гайдзины за провинность сами сбросили тебя со своего корабля возле наших берегов. Не ты первый из гайдзинов, кто попал в страну Ямато, но ты первый из гайдзинов, кто очутился в этих горах.
— Да, именно так все и было. Я — моряк, — сказал Артем, про себя подумав: «Замечательная история с кораблем, молодец старик. Это все объясняет. Теперь любые мои идиотские вопросы будут казаться нормальными, умными вопросами».
— Но тебя не удивляет, откуда я так хорошо знаю твой язык? — спросил Артем.
Такамори хитро улыбнулся:
— Значит, один из наших кораблей когда-то разбился у вашего берега, кто-то с него спасся, попал к вам в плен, и ты выучился от него нашему языку.
— Ты очень догадливый человек, Такамори, — сказал Артем. — А подъем у нас опять на рассвете?
— Да. И нам пора ложиться спать, — сказал старик Такамори.
В вигваме было душно и тепло, пахло потом и шкурами. Артем с трудом втиснулся в сопящие, ворочающиеся тела. Он лежал, ждал прихода сна и думал: «Нет, я все же умер. Вот народ гадает, что будет после смерти. Рай, чистилище, небытие или каждому воздастся по его вере. А возможно, все проще: умерев, мы отправляемся в путешествие в прошлое. И у нас, у покойников, нет будущего. Наше будущее — это прошлое…»
Под гусельное треньканье этих мыслей Артем заснул…
Глава пятая
МЫ — БРОДЯЧИЕ АРТИСТЫ, МЫ В ДОРОГЕ ДЕНЬ ЗА ДНЕМ
Не упрекай никого, но будь всегда на страже своих собственных недостатков.
Они сейчас находились на перевале, куда поднимались долго и тяжело.
Здесь, на верхотуре, с кислородом дело обстояло крайне неважнецки, не хватало его для полноценного дыхания. Оттого последние километры подъема сложились уж вовсе нелегко. Артем только диву давался выносливости своих новых друзей, япошек: даже он, тренированнейший из циркачей, и то начал спотыкаться, а старик, японки и япончата несгибаемо шли вперед, каким-то чудом держались на ногах, не хныкали и об отдыхе не просили. Только разве лицами посерели да дышали, как рыбы на берегу, часто и глубоко.
В общем, взобрались на вершину хребта, обойдясь без потерь, а также без обмороков и инфарктов. «Порадуйтесь, самый тяжелый путь нами пройден, — сказал Такамори, объявляя привал. — Больше не будет подъемов, теперь мы пойдем только под гору».
(Кстати, о здоровье и долголетии. Еще раз получилось у бродячих японцев удивить воздушного гимнаста Топильского. Вчера вечером у давешней альпинистки обнаружился порез на ноге. Ей закатали штанину, вымыли рану сперва простой водой, потом каким-то отваром. После чего, размочив в воде большие сушеные листья, наложили их на рану и сверху замотали тряпицей. Утром тряпицу сняли, листья выбросили. Порез — Артем видел собственными глазами — затянулся, его покрыла свежая розовая кожица.
Собственно, никакого чуда Артем в этом не усмотрел. Лесные ребята сами себе устроили школу выживания наивысшего коэффициента сложности — тут воленс-неволенс обучишься примитивной военно-полевой медицине. А поскольку фармацевтические комбинаты в округе, по всему похоже, напрочь отсутствуют, то медикаменты приходится добывать буквально из-под ног — собирать травы-муравы, а также корешки, почки, кору, древесные грибы, грибы обыкновенные и прочую целебную флору. Думается, товарищи яма-буси не обходят стороной и целебную фауну — всякий там барсучий жир, медвежью желчь, тигриный глаз, ну и, разумеется, легендарный птичий помет-мумие.
Между прочим, вот вам и отгадка, откуда у убежденных лесных жителей предметы, какие в лесу никак не изготовишь, вроде ножей, топориков, «кошек»-кагинав и прочего металла. Да обменивают их у деревенских и городских жителей на пучки травы, на травяные бальзамы с эликсирами и на прочее мумие, а также, не исключено, и на знахарские услуги. Может быть, «спящие в горах», они же «горные мудрецы», вдобавок умеют врачевать не только людей, но и домашнюю скотину — за что можно получить дополнительный гонорарный довесок.)
После не шибко богатого на разносолы перекуса женщины и дети отдыхали на тюках с поклажей, укрывшись от холодного ветра за высокими грязно-желтыми камнями. А Артем с Такамори стояли на краю уступа, в шаге от крутого и глубокого обрыва. Перед ними расстилалась горная страна во всей своей первозданной, дикой, изначальной красе: склоны, пропасти, снега, причудливой формы скалы, скудная растительность, парящий над черно-белым безмолвием орел. И ни следа человеческого присутствия.
— Долина Дымов за той грядой, — Такамори вытянул руку. — Мы почти пришли, остался последний переход. Долина — надежное место. Со всех сторон окружена отвесными скалами. Попасть в долину можно только через узкий проход в горах, вход в который трудно найти из-за густых зарослей кустарника.
— Все хотел спросить, — сказал Артем, поежившись под меховой безрукавкой от пробирающего насквозь ветра. — Вам приятнее, когда вас величают «горными мудрецами» или называют «спящими в горах»?
Такамори поворачивал голову, следя взглядом за орлом.