По моим правилам
Шрифт:
– Здрасте… - слышу за своей спиной и с визгом слетаю с Артёма.
Задеваю табуретку и с воплями скачу на одной ноге, зажав в руке ушибленный мизинец.
– Блииин… - стону я, потому что ну очень больно!
Смотрю на Иноземцева злюще.
«Полы скрипят?».
«С улицы услышим?».
– Привет, - дружелюбно приветствует он моего племянника и протягивает ему руку, небрежно прикрывая второй рукой свою ширинку.
Я не знаю насколько Никита подкован в вопросе, но лично для меня очевидно, что
Сгораю от стыда, будто меня на костре сжигают. Смотрю себе под ноги, как девятиклассница, которую поймали за просмотром родительской эротики.
– Можно мне тоже? – спрашивает Никита, кивая на большой пакет из Макдонольдса.
Иноземцев затарился на целый полк.
– А каша? – не забываю я возмущённо.
– Можно мне сегодня передохнуть? – приложив руку к груди, просит он.
Ах, так? Каши у меня хорошо получаются!
– Бери, - бурчу я.
Никита спокойно роется в пакете, прихватывая в, том числе, картошку фри, и уходит, бросив на прощание:
– Я возьму твой ноут.
Перевожу глаза на Иноземцева. Он лыбится, вставая и поправляя брюки.
Очень смешно.
Где-то на диване звонит мой телефон, и я хромаю к нему.
Сажусь и снимаю трубку.
– Алло?
Артём опускается рядом на колени и берёт мою стопу в руки. В окружении его длинных пальцев она кажется меньше, чем на самом деле. Он мягко нажимает на мизинец и поднимает на меня глаза.
– Настя, здравствуй. Это Люба, - говорит мама Иноземцева.
Качаю головой, давая понять, что мне не больно, удивлённая таким неожиданным звонком.
– Эмм…здравствуйте… - отвечаю, стараясь звучать жизнерадостно.
Тычу в Артёма пальцем и одними губами произношу «МА-МА». Очевидно, он понимает, о чём я, потому что лицо его вдруг становится непроницаемым.
Отстранённым.
– Скажи, Артём с тобой? – спрашивает Люба.
Мне очень нравится эта женщина. Она…замечательная. Она очень добрая. Искренне добрая и по-настоящему интеллигентная. И она не кичится этим. Просто она такая, какая есть.
У Моего Викинга не могло быть другой матери. В его чертах чётко видна её парода. Они очень похожи.
– Да…со мной… - отвечаю неуверенно, вопросительно глядя на Иноземцева.
– Ты не могла бы передать ему трубку? – вежливо просит она, но я слышу волнение за этим спокойствием.
Артём резко качает головой и встаёт. Наблюдаю за ним удивлённо. Он отходит к окну, демонстрируя мне свою идеальную задницу, запакованную в дорогие брюки. Упирается рукой в стену, согнув одну ногу в колене.
Впервые за долгое и долгое время мне приходится врать!
Я просто лучше ничего не придумала за эти секунды.
– Он…он спустился в подвал…там котёл барахлит… - на ходу сочиняю я, вертя для убедительности рукой в воздухе. – Когда вернётся,
– Будь добра, - мягко отвечает она, очевидно даже не предполагая, что я могу оказаться такой лживой сучкой. – Спасибо тебе!
– Да, ну что вы! – тут же говорю я. – НЕ ЗА ЧТО!
– Передай, что я буду очень ждать его звонка.
У меня прям сердце дрожит от её тона.
– Конечно… - растерянно бормочу я. – Не волнуйтесь…
На этом она кладёт трубку.
В комнате так тихо, что я слышу, как тикают большие деревянные часы на стене. Смотрю на атлетичную фигуру у окна и взволнованно говорю:
– Пожалуйста, позвони ей. Кажется, она волнуется…
Артём продолжает молча смотреть в окно.
Спустя пятнадцать тик-таков спрашиваю, вставая с дивана:
– Вы…поссорились?
Мне трудно в это поверить, ведь между ними, кажется, исключительные отношения. Я никогда не видела, чтобы мать и сын были так близки. Они даже смотрят друг на друга с нежностью. Они будто одно целое, это так затронуло мою душу. Я бы хотела такого же взаимопонимания с собственным сыном.
– Артём?.. – зову я, потому что он ответил на мой вопрос тишиной.
И на этот тоже.
– Набери её!.. – прямо-таки требую я.
Мне очень не нравится, что она переживает…
– Настя, - рассерженно говорит он, оборачиваясь в профиль, и по слогам произносит. – НЕ ЛЕЗЬ НЕ В СВОЁ ДЕЛО.
У меня даже рот приоткрывается.
Вот так значит?
Вглядываюсь в этот напряжённый профиль, сжимая в руках телефон.
Может...это, и правда, не моё дело? Кто я такая?
– Как скажешь…- говорю ему хрипловато.
– Вот и проехали, - отрезает Артём Мудакович, снова отворачиваясь.
Офигенно.
– Иноземцев, - прошу я, повышая голос. – Не будь таким!
– Каким таким? – жёстко спрашивает он, глядя перед собой.
Таким, как в тот день, когда я заправила его борщ связкой ключей.
Только не это...
– Чужим… - тихо говорю я, складывая руки на груди и переступая с одной босой ноги на другую.
Он спокойно разворачивается и усмехаясь, спрашивает:
– Чужим? Правда? А я тебе что, родственник?
В душе нарастает смятение.
– Это риторический вопрос?
– спрашиваю напряжённо.
– Соображаешь, - бросает он, кладя руки на бёдра.
Его тон просто отвратителен. А взгляд колючий.
Меня это убивает...
Смотрю в закрытое лицо и чувствую, как щиплет в глазах. Ощущаю мерзкую горечь в душе и отворачиваюсь.
Это типа знай своё место?
Что я могу на это возразить?
Значит, так у нас всё будет?
– Я тебя поняла, - говорю, собирая последствия нашей трапезы. Салфетки, бумагу. Сметаю с дивана крошки рукой и добавляю, подняв на него глаза. – Чай будешь?