По найму
Шрифт:
Уже несколько дней эта песня не давала покоя Ледбиттеру, и он распевал ее во все горло и нарочно фальшивил (вообще-то у него был неплохой слух), чтобы насолить искусству, насолить самому себе, а главное, насолить леди Франклин. Его первой реакцией был приступ бешеной злобы. Негодяйка! Сначала рассыпалась мелким бисером, пела ему о своих дурацких чувствах, а как дошло до дела, сразу на попятный! Она ткнула его мордой в грязь, а все потому, что он, видите ли, не из ее сословия. Все уши прожужжала о том, какая чушь классовые различия, как помогают они сближаться таким, как он и она, но стоило ему поверить ее болтовне и предложить ей хотя бы ненадолго и впрямь забыть о классовых различиях, как она начала строить недотрогу: «Прочь, лакей!» Ну что ж, так
По сути дела, оба они обманули друг друга, но в каком-то смысле он пострадал сильнее. Его мужскому самолюбию был нанесен страшный удар, и рядом не было никого, кто бы мог пролить бальзам на рану. Вспоминая о том, как кокетничали с ним некоторые его пассажирки и как он решительно, но тактично — упаси Бог обидеть! — отклонял их заигрывания (интересы дела превыше всего!), он решил, что на сей раз повел себя как последний дурак. Надо сказать, что именно этого он боялся больше всего — прослыть последним дураком было для него непереносимым унижением.
Впрочем, никто, кроме леди Франклин, не знает о том, как он опозорился, — слава Богу, он позаботился, чтобы не было свидетелей. Но что, если она проболтается? Можно ли доверять женщине? Черта с два! Теперь она растрезвонит всем своим знакомым, что от этого водителя надо держаться подальше, он потеряет добрую половину клиентов и угодит в черный список.
Но не сгущает ли он краски? Циник в нем, стремясь удержать заметно пошатнувшиеся позиции, напомнил, что, получи дело огласку, у некоторых представительниц слабого пола его акции не только не упадут, но, возможно, даже повысятся. И тогда они, чертовы куклы, у него попляшут! Все бабы — стервы, а леди Франклин — стерва номер один! Он ненавидел все, что имело отношение к женщинам. Коротконогие дряни — вылезая из машины, стукаются задницами о тротуар — потеха! А леди Франклин — беременная семга! Вот именно, беременная семга, с наслаждением повторил он про себя, гордясь своей наблюдательностью — фигурой леди Франклин и в самом деле похвастаться не могла.
Ни с того ни с сего на него вдруг нахлынули воспоминания о домах с красными фонариками, он явственно услышал обрывки реплик: «Эй, Каланча, заходи!» — «Привет, Обрубок!» — «А ты куда, Рыжик?!» — «Ну-ка ты, с бородавкой на подбородке, я тебя запомнила — у тебя вечно в кармане пусто, убирайся-ка подобру-поздорову!»
Давно — с ранней юности — он не получал такого удовольствия от разного рода непристойностей — стоило ему задуматься о леди Франклин (что он делал постоянно), как неприличные образы и картины начинали роиться у него в голове. Чтобы дать выход чувствам, он распевал похабные куплеты — одни запомнились еще от отца, другие он услышал в армии. Но если раньше он напевал их со снисходительной усмешкой взрослого человека, вполне отдающего отчет, что это за чепуха, теперь он исступленно горланил:
Раз, два, три, четыре Я сижу в сортире!Ну как вам песенка, миледи? Ой, Стивен, лучше поговорим о соборах. Впрочем, какой он для нее Стивен, он — Ледбиттер!
Вспоминая случившееся, он если и ругал себя, то лишь за то, что так позорно оконфузился. Он не раскаивался, что вовремя не одумался, когда еще до поездки у него мелькнула мысль — не попытать ли удачи с леди Франклин. Но он не мог простить себе, что позволил так с собой обращаться. «Счастье! Счастье! — твердила она, как попугай. — Ледбиттер, вы принесли мне счастье!» А что, спрашивается, она ему принесла?
Случилось так, что в последующие несколько дней у него было мало работы. Телефон почти все время безмолвствовал, а если и раздавался звонок, то, как правило, с отменой заказа. Все ясно, решил Ледбиттер, это козни леди Франклин. Наверняка уже всем раструбила про его злодейство! Небось обзванивает сейчас подружек: остерегайтесь этого изверга. Поднимая трубку, он с трудом унимал дрожь в голосе, а на звонки отвечал робко, почти заискивающе. Записывая заказ, он испытывал ощущение, что разговаривает с последним в своей жизни клиентом. Нет, надо менять профессию, и побыстрее. Видимо, он свое отъездил — пора подаваться в автомеханики. Спасибо вам, леди Франклин. Огромное спасибо! Он распевал на мотив «Клементины»:
Подай горшок, ночной горшок! Зовет тебя отец. Подай горшок, ночной горшок! Настал ему конец.А эта песня вам нравится, миледи? Нет, Стив, не нравится: она ужасна и отвратительна. Давайте лучше поговорим о знаменитых французских соборах. Да нет же, черт возьми! Какой он ей Стив? Он Ледбиттер. Все, Ледбиттер. Прощайте.
Похоже, они и впрямь распрощались навсегда. А заодно он может помахать ручкой и сумме, что причитается с нее за этот месяц. Вряд ли она упустит возможность кое-что на нем сэкономить. Любая женщина на ее месте поступила бы именно так. Знает ведь, что напоминать о долге он не будет и в суд, понятное дело, не подаст. Попробуй тут подать!
«Этот человек, милорд, напал на меня с непристойными целями в своей машине — нет, не в своей, а в моей машине, потому что я заплатила за нее из собственного кармана (только сейчас Ледбиттер вспомнил о подарке леди Франклин). А теперь у него хватает наглости требовать, чтобы я оплатила его счет. Я категорически отказываюсь платить и надеюсь, что все те, кто имел несчастье пользоваться его услугами, последуют моему примеру».
Убедив себя, что леди Франклин откажется платить, Ледбиттер разозлился так, словно уже получил отказ. Он успешно внушил себе, что ее поведение с того самого момента, когда она впервые заказала его машину, было чистой воды притворством и служило одной-единственной цели: спровоцировать его на этот, что и говорить, опрометчивый поступок, чтобы потом с позором прогнать как зарвавшегося хама. Относясь к окружающим как к потенциальным врагам и считая это единственной разумной тактикой, отступать от которой он позволял себе, лишь когда того требовали интересы дела, Ледбиттер и не подозревал, что, возненавидев леди Франклин, он делал больно только самому себе. Он совершил досадную, но, увы, весьма распространенную ошибку: принял благодарность за любовь.
В гареме был переполох, И евнухи метались — Наложницы ловили блох, И с ними... целовались.Отличная песня, не правда ли, миледи? Что вы, Стив, это не песня, а какой-то кошмар! Давайте лучше поговорим о культе девы Марии. Впрочем, никакой он не Стив, а Ледбиттер.
Ну что ж, март уже кончился, и скоро прояснится его финансовая ситуация. Первого апреля (как раз в день дураков, мрачно усмехнулся он) его секретарь отправил леди Франклин счет за истекший месяц. В марте она почти не пользовалась его машиной, и счет был бы ерундовым, если бы не последняя запись: Винчестер и обратно плюс ожидание — восемь фунтов десять шиллингов шесть пенсов. Ровно, так сказать, по счетчику. За оскорбление — ни гроша. Может, напрасно он такой щедрый?
В позапрошлую субботу Шлюхи вышли на работу...Я спою дальше, миледи? Нет, нет, спасибо, Ледбиттер. Того, что я слышала, вполне достаточно.
Через два дня с очередной почтой он получил конверт, надписанный незнакомым почерком. К его удивлению, письмо было от леди Франклин: обычно от нее приходили машинописные послания, которые, судя по всему, печатала ее секретарша. На сей же раз, заключил он, конверт был надписан ее рукой. Взглянув на чек, он увидел, что вместо привычного инициала Э. и росчерка значилось «Эрнестина Франклин». Сопоставив конверт и чек, он снова убедился, что писала одна рука.