По найму
Шрифт:
— Она все заранее продумала, — сказала Констанция. — Но если б у нее не хватило такта сделать предложение первой, ты бы и сам, наверное, объяснился ей в любви и просил ее руки, а?
— Нет.
— Из-за ее капиталов, которые, как она выразилась, создают барьер?
— Не только...
— Почему же?
— Я ее не люблю.
— Но ты же, по сути дела, сказал ей «да». Или, как истинный джентльмен, ты не посмел огорчить даму отказом?
Молчание Хьюи явно было знаком согласия.
— Так вот почему ты опоздал! Что ж, желаю
Через минуту-другую она заговорила опять:
— Ты знаешь, Хьюи, я не уверена, что смогу сегодня с тобой пообедать. Ты на меня, ради Бога, не сердись, но у меня что-то нет настроения.
— Но разве можно ничего не есть? — убитым голосом пробормотал Хьюи.
— А, какие пустяки! Если уж очень проголодаюсь, то всегда смогу что-нибудь перехватить — мы, женщины, народ неприхотливый. Прошу тебя, Хьюи, скажи нашему очаровательному водителю, что мы едем обратно.
— Но как же так? Обед ведь уже заказан.
— Ну и что? Напрасно я вообще согласилась на эту поездку: лучше бы я осталась дома, у меня и так дел невпроворот. Не забывай, что мне с утра надо быть на работе.
— А может, все-таки пообедаем? — жалобно проскулил Хьюи.
— Нет, нет, только не сегодня. Ты мне, конечно, не поверишь, но у меня ужасно разболелась голова.
— В таком случае поедем назад, — сказал Хьюи. — Ледбиттер! — воззвал он, откашлявшись, — поверните обратно. Моя спутница хочет домой.
— Очень хорошо, сэр.
Машина остановилась. Развернуться было нелегко. Непрерывный поток встречных машин сделал остановку весьма продолжительной. Но Ледбиттер был не только терпелив, но и бдителен: улучив момент, он развернул машину резким рывком, от которого его пассажиры повалились друг на друга (но не друг к другу в объятья), и они помчались назад.
ГЛАВА 18
Ледбиттер вслушивался в тишину, надеясь услышать что-нибудь еще. Что они, языки проглотили?
«Так или иначе, — размышлял он, — похоже, я потерял еще одного клиента. Красотку свою Хьюи катать больше не будет, стало быть, мне выходит отставка. Ну, а когда леди Франклин сделается миссис Хьюи и начнет вовсю командовать супругом, фирма «Ледбиттер и К°» работы у нее не дождется».
Как говорится, час от часу не легче, но пенять не на кого: сам во всем виноват! Из услышанного напрашивался вполне очевидный вывод: тот самый его роковой поцелуй только разжег аппетит леди Франклин: потрясение, что она тогда испытала, привело к ее полному раскрепощению, чем не замедлил воспользоваться негодяй Хьюи.
Он же, Ледбиттер, остался в дураках.
Хьюи сказал, что не делал ровным счетом ничего, чтобы завоевать сердце леди Франклин. Так ли это на самом деле? Не сочиняет ли он? Ведь изо дня в день она укладывалась перед ним на диване, закидывая руки за голову, от чего так соблазнительно вздымалась ее грудь (Ледбиттер
Впервые в жизни Ледбиттер узнал, что такое ревность: одурманенный ее ядом, он погрузился в полное оцепенение. Если б в эту минуту к нему обратились с вопросом, он бы не услышал — так глубоко он ушел в себя. Он и не подозревал, что влюблен и ревнует: ему казалось, он ненавидит лютой ненавистью и Хьюи и леди Франклин. Два сапога пара! Он был готов стереть в порошок и Констанцию: из-за ее каприза отменился обед, а это значит, что у него из кармана вынули, по крайней мере, фунт, а то и больше. Клиенты могли менять свои планы, как им заблагорассудится, и он никогда не требовал, чтобы ему платили за несостоявшуюся поездку, но Боже упаси подать машину с опозданием на пять минут: они живо наймут кого-то другого.
Впрочем, слух Ледбиттера не принимал участия в том бунте, который устроили в его душе все прочие чувства. Затянувшееся молчание нарушила Констанция.
— Извини меня, Хьюи, — сказала она, — если я испортила тебе настроение. Я действительно желаю тебе счастья — от чистого сердца. Просто мне трудно свыкнуться с теми переменами, которые все это внесет в нашу жизнь — во всяком случае, в мою.
— И в мою тоже, — отозвался Хьюи.
— И в твою, разумеется, тоже, — согласилась Констанция. — Только в твоей жизни все переменится к лучшему. Во-первых, в материальном отношении — ну и вообще... Что же касается меня, то...
— Моя дорогая, — перебил ее Хьюи, — я был для тебя самой настоящей обузой. Я только портил тебе нервы. Все эти годы...
— Лучшие годы женщины... — насмешливо вставила Констанция.
— ...ты потратила на меня, хотя могла бы спокойно выйти замуж.
— Могла бы, — сказала Констанция. — Но хотела ли — вот в чем вопрос. Пожалуй, однажды... Впрочем, нет. Не буду притворяться, что из-за тебя я не познала радости семейных уз. Благодаря тебе у меня было кое-что другое. Ты подарил мне, сам того не подозревая, очень многое. Иначе мы бы давно расстались. Но я уцепилась за тебя изо всех сил, правда? Я не раз думала об этом. А что я дала тебе взамен? Ничего, кроме огорчений.
— Да нет, почему же, — вяло отозвался Хьюи. — Ты помогала мне сохранять форму. Я бы давно бросил живопись, если бы ты все время не твердила, какой я плохой художник. Это заставляло меня работать дальше — так уж я устроен.
— Да уж. Эрнестина тебя ругать не станет.
— Нет. Она считает, что я гений. Ты могла бы ей дать ряд полезных советов, как со мной обращаться.
— Могла бы, но не дам, — возразила Констанция. — Согласись, что это выглядело бы несколько странно. Боюсь, мне придется исчезнуть с горизонта. Я уже начинаю исчезать. Как, по-твоему, я еще здесь?