По обе стороны экватора
Шрифт:
Нет, не подломился. Обошлось. Но все же что-то настораживало. Что именно?.. Внимательно осмотрелся, прислушался к собственным ощущениям и понял, что необычным показался даже тротуар: вместо привычного асфальта под ногами извивались черно-серые волны мозаики, выложенной из миллионов крохотных камешков — осколков окружающих город скал. Вымащивать тротуары такими камешками — единственно приемлемое решение в городе, где температура летом перехлестывает сорок градусов в тени и где дамские каблучки безнадежно тонули бы в плавящемся асфальте! Все это мы осознали впоследствии, летом. А в тот день — в июне — в Рио в разгаре была зима, температура воздуха держалась на невыносимо низком для аборигенов уровне: где-то около 22 градусов. Выше нуля, разумеется. И знаменитая пятикилометровая песчаная дуга Копакабаны, которая действительно
Мы не были кариоками и потому не смогли удержаться от искушения: разулись, вошли в воду, ощутили ласковый шелест прибоя и с радостным визгом бросились обратно от надвигающейся волны.
Купальщиков было мало. Видимо, такие же «грингос» — иностранцы, как и мы, они сидели на гостиничных полотенцах, млея под уже набирающим силу солнцем, и прислушивались к хриплым голосам разносчиков холодного зеленого чая матэ, апельсинового сока — «ларанжады», и, разумеется, кока-колы.
Мы пошли вправо вдоль полосы прибоя. Сначала по песку, потом — по широкому мозаичному тротуару, на котором стояли тележки торговцев мороженым, сушеной картошкой, прохладительными напитками, сидели на своих ящиках негритята — чистильщики ботинок, и лежали продававшиеся для грингос пляжные принадлежности: козырьки от солнца, соломенные циновки, резиновые шлепанцы, черные очки.
Слева были пляж и море. Справа — серая стена прижавшихся друг к другу зданий, этажей в десять-двенадцать. Почти все первые этажи сверкали витринами магазинов, но мы со вчерашнего вечера уже знали, что здесь, на Копакабане, ничего покупать нельзя: все очень дорого. Те же товары, сообщили нам предупредительные и мудрые соотечественники, можно найти по куда более умеренной цене в центре города на улице Алфандега.
Мы шли, любуясь витринами, и наслаждались приятным сознанием своей осведомленности: уж кого-кого, а нас этим ловким торгашам одурачить не удастся! Пускай они околпачивают доверчивых толстосумов — янки, а мы подождем, когда соотечественники отвезут нас на Алфандегу.
Маленький негритенок схватил меня за брюки: «Эй, мистер, вай граша, вай?» Моих в то время еще очень скудных лингвистических познаний было маловато для точной расшифровки этого вопроса, но я понял, что он предлагает мне почистить башмаки. Их были здесь сотни, таких мальчишек, а клиентуры ощущался явный дефицит, и я решил облагодетельствовать юного представителя эксплуатируемого класса. Великодушно кивнув головой, я гордо водрузил ногу на замызганный разноцветной ваксой ящик, и черные детские руки замелькали вокруг моего скромного штиблета. Мальчишка работал ловко и быстро, и когда в коричневом скороходовском блеске засияло солнце, я чуть ли не впервые увидел, сколь прекрасными могут оказаться мои не первой молодости башмаки, и, похлопав парнишку по плечу, решил щедро вознаградить скромного труженика. Изнемогая от собственной щедрости, я протянул ему доллар, отлично сознавая, что этой зеленой бумажкой можно было бы оплатить чистку сапог по меньшей мере взвода солдат. Увы, мальчишка завопил «Майс, майс!», требуя прибавить. Я удивился, протянул еще один доллар и в ответ опять услышал: «Майс, майс!» Это показалось мне чем-то, напоминающим разбой на большой дороге. Спрятав деньги в карман, я попытался объяснить моему юному собеседнику, что перед ним — не какой-нибудь бессовестный янки — эксплуататор трудового народа, не посланец империалистических монополий, безнаказанно грабящих Латинскую Америку.
Вдохновенный урок политграмоты прозвучал гласом вопиющего в пустыне. Выслушав меня, мой юный собеседник постучал щеткой по ящику и сказал «Дэйс», растопырив для ясности перемазанные ваксой пальцы. «Дэйс! Дэйс!» — радостно возопили, кивая головами, его коллеги, обступившие меня.
«Десять?! Десять долларов за чистку пары башмаков?» Не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы понять, что опытный и хитрый чертенок привычным глазом расшифровал во мне чужестранца, впервые ступившего на бразильскую землю и еще не успевшего освоить ни местные нравы, ни курс валюты. Я изумленно воззрился на этих мальчишек, они дружно вопили «дэйс» и хитро глазели на простофилю гринго, доверчиво попавшего в западню.
Я понял, что попытка стать филантропом провалилась, и вспомнил — увы, с опозданием! — рассказ
Много можно вспоминать о впечатлениях и приключениях того первого дня. О том, как попытались мы сесть в автобус через переднюю дверь, где, как оказалось, можно только выходить. Как в какой-то крошечной бакалейной лавке с изумлением обнаружили несколько ломтиков черного хлеба, тщательно упакованных в целлофан и оцененных лавочником в пять раз дороже, чем роскошный белый батон. Как во время первого нашего обеда в подсказанной соотечественниками забегаловке опростоволосились, заказав три порции куриного супа, и потом не знали, что с ними делать. Как были потрясены отвратительно кислым вкусом светло-желтой горчицы и сражены наповал нестерпимо едким, сжигающим нёбо и язык соусом «пири-пири». Как читали на автобусах загадочно-манящие названия еще неведомых нам городских кварталов: «Фламенго», «Леблон», «Ипанема», «Ларанжейрас» и пугающее «Жакарепагуа». Как, вернувшись в отель, спутали «служебный» и «социальный» лифты. Как мучительно долго пытались разгадать секрет запоров на окнах, а потом, когда наконец распахнули их, забыв вчерашние предупреждения соотечественников, в комнату влетели миллиарды москитов и накинулись с ликующим писком на наши экзотические, с их точки зрения, белые тела.
В любой стране приобщение к незнакомой жизни всегда сопровождается массой недоразумений. Иногда смешных, иногда болезненных и обидных, а случается — трагических.
Но когда с неизбежными потерями, недоразумениями и раздражениями период адаптации пройден, где-то месяца через три, а то и через год, начинаешь ощущать себя старожилом, и со свойственной всем нам, русским людям, щедростью делишься своим нелегким опытом с очередным новичком-соотечественником, приехавшим после тебя: «Воду из крана не пить», «Кондишен по возможности не включать: от разности температур между прохладной комнатой и жаркой улицей можно простудиться», «Бананы покупать мелкие, желтого цвета. А большие, с зеленой кожурой не покупать: их в сыром виде не едят, а жарят как гарнир к мясу».
ГЛАВА ВТОРАЯ
Мой дом — моя крепость
Радостное возбуждение от встречи с прекрасной и диковинной страной долго не исчезало. Но где-то на третий или четвертый день восторженного знакомства с «Сидади маравильоза» я вдруг вспомнил, что послали меня в Бразилию не только для того, чтобы любоваться красотами Копакабаны и воспитывать чувства классовой солидарности у юных чистильщиков обуви. Не пора ли приниматься за работу?.. А работа любого корреспондента, открывающего корпункт в чужой стране, начинается с операции долгой и не имеющей ничего общего с «работой» в высоком смысле этого слова: с поисков квартиры.
И в этом крайне хлопотливом деле вам тоже всегда готовы оказать помощь всезнающие соотечественники-старожилы.
— Старик, будь мужественным! — сурово предупредил пресс-атташе Юрий. — С квартирами здесь дело швах. Если ты не миллионер — а я почему-то чувствую, что ты еще не миллионер — запасайся терпением.
Юра был прав: миллионером я не был. Средств, отпущенных бухгалтерией Гостелерадио на наем помещения, хватило бы в лучшем случае для аренды подержанной туристской палатки. Поэтому первым шагом на тернистом пути поиска квартиры стала отправка взволнованной телефонограммы начальству в Москву с просьбой о помощи.